Вид у Алекса лишь отдаленно напоминал человеческий. Его глаза покраснели, взгляд наполнился безумием, верхняя губа кривилась и подрагивала, обнажая удлинившиеся клыки, над воротником куртки виднелась пробивавшаяся клоками сквозь кожу бурая шерсть.
— Я… хочу… ее… — прорычал он, задыхаясь.
— Я знаю, — спокойно ответил Димитрий, — потому что это я ее хочу.
В тот момент они походили на зеркальное отражение друг друга, но чем яростнее и злее становилась одна половина, тем спокойнее и хладнокровнее — другая. Оставив Алекса на пороге, Димитрий вернулся в квартиру, отыскал свою трость, без которой пока не мог уверенно передвигаться, накинул дорогое кашемировое пальто прямо поверх несвежей, испачканной засохшей кровью одежды. Подумал — и поднял с пола, тут же опустив в карман, одну из фотографий. Ему нет нужды смотреть на изображение, он и так знает, кто там: чудовище, которое считало, что имеет право любить, и слепая девочка.
Он вышел из квартиры, аккуратно запер дверь, спустился вниз в сопровождении Алекса. Ненависть бурлила и кипела в нем, не зажигая изнутри, как бурлит и кипит вода в порогах горной реки, не превращаясь из ледяной в горячую при этом. Из низко нависших туч уже накрапывал мелкий дождик, а к моменту, когда они подъехали к особняку, разразился настоящий ливень. Привратник, ежась и втягивая голову в плечи, выскочил под хлещущие струи в попытке помешать бесцеремонному наглецу, распахнувшему ворота, но Димитрий, ловко подкинув и перехватив свою трость, одним ударом тяжелого набалдашника сшиб противника с ног.
— Спасибо, представлять господам меня не нужно, — бросил он, — я пришел к себе домой.
Лишенный сознания, слуга мешком свалился в лужу воды у его ног.
В доме никто не ждал их появления. Промокшие насквозь, они вошли без стука, остановились в холле и услышали, как в дальних комнатах шуршат тихие шаги ничего не подозревающей прислуги. Расписание всех членов благородного семейства редко выбивалось из привычного уклада, и дорогая мать в это время наверняка пропадала у кого-то из подруг, а безупречный отец шарил под чьей-нибудь юбкой. Димитрий не удержался, глубоко вдохнул запах родного дома, прикрыл глаза.
— Не сейчас, — сказал он в ответ на низкое, рокочущее рычание Алекса.
Не торопясь подниматься наверх, в спальные комнаты, не обращая внимания на капли воды, стекающие с испорченного пальто, Димитрий отправился в кабинет отца. Комбинацию кодового замка в сейфе удалось подобрать с четвертой попытки. Он без труда отыскал в ворохе бумаг и вынул тяжелый фолиант в тисненой золотом обложке, разложил тут же на столе, мокрой рукой бесцеремонно пролистнул страницы, пробежал глазами имена двух детей — и стиснул пальцы, выдирая плотные листы белой, тщательно исписанной каллиграфическим почерком бумаги. В камине тлели угли: прислуга с утра растапливала его по случаю промозглой погоды. Димитрий швырнул испорченный фолиант туда, посмотрел, как постепенно занимается пламя на пропитанной специальными составами позолоченной коже, улыбнулся по привычке равнодушно и насмешливо. Наверное, он долго простоял так, опираясь на каминную полку и задумчиво глядя в огонь, потому что неожиданно услышал голос Кристофа:
— Дим?
— Младший братишка… — Димитрий медленно повернулся, отвлекаясь от безвольного созерцания.
— Дим, — Крис бросился навстречу с видимым облегчением. — Это Алекс у нас в гостиной? Ты его знаешь? Он пришел с тобой? Что с ним такое?
— Скучал по мне, братец? — задал он встречный вопрос, продолжая улыбаться.
— Конечно, скучал, — растерялся Кристоф. — А с тобой что? Ты ужасно выглядишь. Это кровь?
Взгляд брата переметнулся на трость, приставленную к краю стола.
— Ты ранен, Дим? Или болен?
— Эльза здесь?
— Здесь, у себя в комнате сидит, как обычно. Ты расскажешь мне, что случилось?
Теперь Кристоф стоял совсем близко, всем видом показывая, как обеспокоен. Димитрий потянулся, будто собирался его обнять — и через секунду провернул острую перьевую ручку, схваченную с отцовского стола, между ребрами брата. Колени у Криса подогнулись, он издал короткий стон, Димитрий наклонился, прижимаясь к его уху так, как совсем недавно склонялся над Яном.
— Случилось то, что это я — наследник, братец. Это мой дом. Это мое имя. Это мои родители.
Он подхватил трость, легко перешагнул через свернувшееся клубком на полу тело. В холле уже царил переполох. Служанка, важно дефилируя из кухни в столовую с подносом чистой посуды, наткнулась на Алекса, с гротохом бросила все и с громким криком убежала обратно, презрев все правила дисциплины, которые внушала благородная хозяйка особняка. Из служебных помещений тут же послышались еще визги. Слава безумного лаэрда, как обычно, бежала впереди него.
Димитрий едва успел удержать Алекса от преследования. Как же хорошо ему был знаком этот азарт в крови, это неистовое желание стиснуть челюсти на шее убегающей жертвы. Невыносимое, ни с чем не сравнимое удовольствие охотничьей победы. Он почти ощутил забытый вкус сладкой крови на языке. Но их цель ждала наверху, не время отвлекаться. Опираясь на трость, он начал подниматься по устланной ковром лестнице, а в спину ему тяжело дышало собственное отражение.
Видимо, Эльза услышала звон разбитой посуды, потому что, босая и одетая в домашнюю пижамку, уже стояла в коридоре у своей спальни. Как же она была красива, его сестра. Изгибы фигуры давно обрели женственность, длинные темные волосы, распущенные по плечам в беспорядке, благоуханным ароматом вызывали в обоих мужчинах резкий виток желания. При виде старшего брата ее глаза расширились от ужаса, она попятилась, вбежала обратно. Хотела захлопнуть дверь, но Алекс оказался проворнее и ворвался следом. Димитрий вошел куда более неторопливо, но успел заметить, как шевелятся ее губы.
— Помоги мне светлый бог, — бормотала она, — помоги мне, святой Аркадий, помоги мне, святая Тереза, помоги мне…
Раньше ему нравилось, когда женщины в ужасе молились от одного его появления, теперь это вызвало волну глухого раздражения. Нардинийская девочка что-то надломила в нем, что-то испортила, и он больше не чувствовал вкуса ни к чему в жизни.
— Они тебе не помогут, Эль, — громко сказал Димитрий, прерывая ее молитвы, — никто не поможет, кроме меня. Не благодари, сестра. Моя любовь к тебе бескорыстна.
— Что? — на миг испуг в глазах Эльзы сменился непониманием.
Впрочем, он давно привык к тому, что никто вокруг его не понимает, и никакой другой реакции ожидать и не стоило. Даже Петра бы не поняла того, что он собирался сделать, что уж там говорить о его маленькой невинной сестренке. Ошеломленная, Эльза почти не сопротивлялась, когда брат привлек ее к себе за плечо, ненадолго замер в соблазнительной близости от ее губ. Они составляли почти идеальную пару, рожденные в прекрасной ветви родословной белые волк и волчица, и наверняка смотрелись вместе соответствующе, потому что даже Алекс замер, не сводя с них глаз в немом ступоре. Но, прекрасная внешне, их ветвь давно прогнила изнутри,
