С опозданием она вспомнила, как злился отец, когда говорил, что больше руки при встрече этому человеку не подаст. Возможно, кое-кто не хотел натыкаться на отказ публично. А возможно, не желал, чтобы о разговоре знали посторонние…
Служанка повела гостя в кабинет хозяина, а Северина на цыпочках спустилась по лестнице вне себя от любопытства. Дорогие ковры прекрасно скрадывали ее шаги, она притаилась за углом, слушая, как отец даже не пытался скрыть недовольство, приглашая Виттора войти. Видимо, хотел соблюсти правила гостеприимства перед слугами, а может, его обычные тюфячность и мягкотелось не позволили с порога послать бывшего приятеля вон.
— А ну, исчезни, — шикнула Северина на служанку, а сама приникла то ухом, то глазом к крохотной щелочке в двери кабинета.
Виттор был помят и раздавлен горем — или усиленно это горе изображал. Северина прекрасно помнила, какой из него лицедей, и не верила ни на секунду в искренность хоть каких-то эмоций. Отец не предложил ему присесть, но Виттор, помявшись на ногах немного, сам подвинул ближайший стул и опустился на него, якобы держась за сердце. По лицу родителя Северина поняла, что совесть не позволит ему заставить человека в такой ситуации встать обратно.
— С чем пожаловал? — спросил хозяин дома, прочистив горло.
— Я пришел молить тебя о помощи, друг, — трагическим голосом заговорил Виттор и покачал головой, — это катастрофа. Крах всей нашей семьи.
Отец Северины сочувственно поморщился.
— Я слышал уже, конечно. Бедная девочка…
— Бедная, — со вздохом согласился Виттор и снова приложил руку к груди. — Ты знаешь, как у меня сердце разрывается? Ты же сам отец, конечно знаешь… Это боль, которую невозможно терпеть. Как мне теперь показаться в приличном обществе? Как смотреть в глаза другим? Мы все обречены. Мы опозорены. Я еще не говорил с канцлером, но когда до него дойдут слухи…
Северина прищурилась. Один лицедей редко может обмануть другого, и она понимала, что в подобной ситуации, желая добиться чего-то от собеседника, тоже бы так картинно вздыхала и сокрушалась. Разве что не столь резко перешла бы к истинной цели визита, не так быстро открыла бы карты. Заставила бы собеседника сначала проникнуться ситуацией. Нет, Виттору еще есть чему у нее поучиться.
— Ты пришел просить меня представить твое заявление в суде? — ее отец приподнял бровь, и она удивилась, заметив, что он тоже почувствовал неладное. Неужели даже такой тюфяк способен раскусить ужимки Виттора? Или она недооценила и собственного родителя? — Или заступиться перед канцлером? Извини, я на него никакого влияния не имею.
— Ни то и ни другое, — напустил на себя еще более печальный вид Виттор, — я пришел просить тебя жениться на моей дочери.
— Что? — отец Северины даже подался за столом вперед, и сама она тоже подалась, не веря ушам.
— Прошу, друг, — Виттор говорил с трудом, как и полагается благородной высокопоставленной особе, вынужденной унижаться перед кем-то, — давай отринем все распри. Давай посеем мир на нашем поле глупой, никому не нужной войны. Клянусь, я твоей доброты не забуду. Как только мой младший женится на наследнице, и мы с канцлером породнимся, я прохлопочу для тебя за такой пост…
— Нет, — перебил вдруг его отец Северины, а она с удивлением отметила, как сияют глаза родителя в этот момент.
— Высокий пост, Эдуард, — вскричал его собеседник, который, видимо, тоже не ожидал такой реакции от мягкотелого приятеля. — Мы опозорены.
— Нет, Виттор, — ответил ее отец и развел руками. — Не я ли недавно приходил к тебе с подобной просьбой? Не ты ли точно так же ответил мне отказом?
Благородный гость потемнел лицом и стал мрачнее тучи, а Северина улыбнулась. Боги, ее отец еще на что-то способен, а она и не догадывалась. Но Виттор был сильным противником и тут же нанес контрудар:
— Подумай о бедной девочке. О моей несчастной дочери. Она одних с твоей дочерью лет. Ты уже прошел через этот позор, я только начинаю свой путь. Но разве ты не видел, как твоя Северина мучается? И ты вот так, недрогнувшей рукой, обречешь Эльзу на такие же муки?
Отец Северины заметно смутился.
— Почему ты решил обратиться именно ко мне? Что, совсем нет других вариантов?
— В том-то и дело, что нет.
— А как же молодой человек, с которым твоя дочь была помолвлена? Я видел их на Осеннем балу вместе.
— А, — Виттор с презрением отмахнулся, — эта семья теперь знать нас не хочет. Помолвка уже разорвана. Да что я тебе объясняю? Ты же знаешь, по каким правилам мы живем.
— Знаю, — задумчиво согласился отец Северины, — и даже могу предположить, что они тебе сказали. Что в их благородной семье никогда не было потаскух, да? Что они не станут женить сына на… м-м-м… испорченной девке?
— Я понимаю тебя, — поник головой Виттор. — Если бы я мог забрать те свои жестокие слова обратно. Наговорил тебе гадостей, не понимая, как больно тебе это слышать.
— Угу, — с довольным видом кивнул его собеседник.
— Но я все осознал. Я вверяю тебе в руки жизнь моего ребенка, — взгляд у Виттора забегал. — Нет, даже двоих. Станет ли канцлер выдавать теперь дочь за моего младшего, если у нашей семьи такая репутация? Нет, конечно же. Надо срочно все замять. Надо заткнуть рты сплетникам. А кто может это сделать лучше, чем ты, уважаемый член парламента? Если ты женишься на моей дочери, то автоматически восстановишь ее репутацию в глазах общественности. Никто не посмеет шептаться плохо о женщине, муж и отец которой оба занимают важные посты. И дружат, Эдуард. Две наши семьи станут одной, подумай об этом.
Отец Северины сделал глоток из стакана, облизнул губы и сцепил пальцы в замок.
— Я уже подумал об этом, Виттор. Подумал в самую первую секунду, как ты только заговорил. Все остальное время я пытался понять, подумал ли ты сам над своей просьбой как следует?
— Но ты же давно овдовел и никак не можешь найти себе жену. Разве это не идеальный вариант для нас обоих?
— Да. Я ищу жену. Женщину моего возраста, опыта, физического развития, а не молоденькую девочку, еще не окончившую школу.
— Вот именно, она молода и здорова, — не растерялся Виттор, — ну подумаешь, не девственница. Мы с тобой вышли из возраста, когда невинность женщины так важна, а Эльза родит тебе еще детей и будет рожать, покуда ты сможешь их ей делать.
Отец Северины недоверчиво покосился на него и фыркнул.
— И ты готов на это? Обречь свою дочь
