— Может, ещё расскажешь, что ты в саму пещеру залезал? — не скрывая своего сарказма, спросил мужчина.
— Один раз… Но годами позже, ведь в детстве я страшно боялся этого места. А вот в двадцать лет всё же преодолел свой страх и зашёл в эту пещеру. Добраться до неё было несложно, а вот потом… Знаешь, когда я вошёл туда, мне стало не по себе. Всё время вспоминал рассказ того американского исследователя. Шёл по ней и боялся. Но кроме длинного тёмного туннеля, ведущего неизвестно куда, я там больше ничего не увидел. И я не решился идти дальше. Понял, что там может быть очень опасно.
Закончив свой рассказ, Мурат замолчал, вернувшись к написанию своего пейзажа. Он был очень увлечён своим занятием. Настолько, что совсем не обращал внимание на ходившего вокруг него Исмаила.
— Когда ты понял, что ты… ну что тебе нравятся мужчины? — неожиданно спросил Байрактар, искоса наблюдая за своим новым любовником.
Парень вздрогнул и, заметно покраснев, ответил слегка испуганным голосом:
— Я не помню, Исмаил… Но я давно замечал, что меня не привлекают девочки. Да и парни тоже поначалу интереса не вызывали… Всю свою жизнь я будто искал кого-то. Что во снах, что наяву. А когда повзрослел, то… В общем, на меня стали обращать внимание. Говорили, что я красивый, предлагали отношения. Причём не только девушки. Хотя с ними я тоже встречался. На одной даже собирался жениться, но не вышло. И, наверное, оно и к лучшему, что не вышло…
— Ты когда-нибудь влюблялся? — этот вопрос сам собой сорвался с губ Исмаила, — По-настоящему, имею в виду.
— Не уверен. У меня был один парень, в которого, как мне тогда казалось, я был влюблён. Служили мы с ним вместе, а также жили в одной комнате. Так всё и началось… А потом он женился. Сказал, что семья у него очень религиозная, и мол, если узнают про нас с ним…
Мурат замолчал, снова переключившись на своё занятие. Налив себе и парню холодного чая, Исмаил присел рядом, не решаясь что-то сказать. Ему словно было неловко перед Муратом.
Первым заговорил Карадениз. Он рассказывал о своём детстве, о родителях, которые хоть и не были сильно религиозными людьми, узнав о его наклонностях, устроили страшный скандал. После этого Мурат ушёл из дома, а чуть позже перебрался в Стамбул, куда его отправили по настоятельной просьбе отца, состоявшего в дружбе с высшими чинами. Тот не хотел больше видеть сына в родном городе, боясь сплетен и разговоров насчёт его ориентации. Отец даже не пришёл проводить его, оставшись недовольным тем, что жена всё-таки решила попрощаться с Муратом. Впрочем, мать тоже не одобряла его выбор, постоянно твердя, что он должен найти хорошую девушку, которая, по её мнению, могла помочь ему справиться с «дурными» наклонностями. Мурат снисходительно относился к таким советам. В споры с матерью он никогда не вступал, понимая, что вряд ли сможет объяснить то, что и сам не до конца понимал. Иногда он считал себя ошибкой природы, а порой Мурату казалось, что он был рождён для чего-то совершенно другого, куда более важного, чем создание семьи и продолжение рода. Бороться же со своими наклонностями парень перестал несколько лет назад, осознав, наконец, всю бесперспективность этой борьбы. Впрочем, множество любовных связей он также никогда не имел, и хотя мужчины довольно часто обращали внимание на его яркую, привлекательную внешность, вступать в отношения с кем попало для Мурата казалось чем-то омерзительным. Это оскорбляло его чувства, его мечту о настоящей любви.
— Значит, связь со мной это не «с кем попало»? — лёгкая усмешка тронула губы Исмаила.
— Нет. Ты… ты мне понравился. Меня как магнитом к тебе тянуло.
— Тянуло? А сейчас уже нет? — в голосе мужчины послышалось заметное разочарование.
— Всё осталось по-прежнему, — тихо ответил Мурат, вновь утыкаясь взглядом в рисунок.
— Я пошёл собираться, — немного помолчав, произнёс Байрактар, — завтра с утра переезжаю на новое место…
Парень никак не отреагировал на его последнюю фразу. Словно и не слышал её. А, может, просто нечего было сказать? Допив свой чай, Исмаил встал со стула, стараясь не думать о том, что услышал в этот вечер от своего соседа. Мурат ещё очень молод, и он обязательно найдёт того, кто сможет по-настоящему ответить на его чувства, не боясь новых потерь и разочарований. Увы, этого Исмаил предложить парню не мог.
— Исмаил! — Мурат всё же окликнул его.
— Что?
— Чего ты боишься? Я вижу, что ты не хочешь уезжать, и этот поспешный переезд тебя совсем не радует. Ты бежишь от меня? Или же от самого себя, Исмаил?
Байрактар замер, лихорадочно ища ответ на столь неожиданный вопрос парня. Он-то и представить себе не мог, что тот окажется таким проницательным. А ведь попал в точку, озвучив вслух то, что так боялся произнести он сам. Даже в мыслях, наедине с самим собой.
А дальше Исмаил просто всё рассказал, больше не боясь раскрыть душу перед тем, кто ещё пару дней казался ему совершенно чужим человеком. О встрече с Нургюн, чья красота и нежность пленили его, заставляя отказаться от своих прежних убеждений. О женитьбе на ней и о рождении их сына Эмре. О счастливой жизни рядом с дорогими ему людьми, порой казавшейся чудесным сном, из которого Исмаил так боялся проснуться. Его страхи оказались не пустыми. Прекрасный сон закончился в тот момент, когда неожиданно заболел Эмре. Эпидемия, новый вид гриппа… Тогда слегли многие, а умирали почти все заболевшие, ведь способа победить вирус медики так и не нашли. Такова была реальность их нового мира. Но Исмаил верил до последнего, считая, что его сын сильный, а молодой организм мальчика сможет побороть проклятый грипп. Эмре умер во сне, не страдая и не чувствуя боли. Просто заснул, получив очередную дозу обезболивающего, а наутро так и не проснулся, словно решив навсегда остаться в том сне, который видел перед тем, как его безгрешная душа покинула измученное болезнью тело.
— Я очень сожалею… — это всё, что смог произнести Мурат, до этого внимательно слушавший рассказ любовника.
— Тогда я думал, что это конец. Что хуже ничего не может быть. Но, как выяснилось позже, может. Спустя несколько месяцев Нургюн снова забеременела…
Исмаил был в шоке. Новость о том, что вновь станет отцом, сделала его счастливым и несчастным одновременно. Мужчина боялся новой потери. И, как оказалось, вовсе не зря. Во время очередной смуты в городе, когда власть пытались
