После выпускного, когда Кекс получил работу на укладке асфальта, личная жизнь парня нисколько не изменилась. Его родители развелись, и отец в одиночку наслаждался тесной дружбой с бухлом. Он всегда пил много, его старик, но Кекс не обращал на это внимания, поскольку все вокруг занимались чем-то подобным.
Зимой Атчисон представлял собой мрачную дыру, темную сторону Луны, кроме как нажираться, заняться здесь было нечем, а смысла прерывать увлекательное занятие на весну и лето не было никакого. В лучшем случае его папаша прикладывался к бутылке как-то, что ли, радостнее, когда погода улучшалась. Он, по крайней мере, мог спрятать банальный алкоголизм под прикрытием очередного праздника.
В общем, Кекс не волновался по данному поводу. На месте своего старика он бы тоже надирался каждый вечер. Чувак оказался настоящим неудачником, даже устроившись на дерьмовую работу, сразу же терял ее. Вдобавок ему изменяли жены, ему приходилось растить сына, которому нечего было сказать.
Они испытали нечто вроде родственных чувств лишь в тот момент, когда однажды вечером отец случайно наткнулся на «Шоу трех балбесов» и, уже навеселе, орал сыну: «Спускайся и посмотри со мной телик! Я люблю этих придурков!».
Но в основном они старались не лезть в жизнь друг друга, а что им надо было сказать, удавалось.
Сближало их только одно – оба оказались абсолютными неудачниками.
Да и ради чего здесь стоит оставаться трезвым? Раньше в Атчисоне было неплохо, но сейчас от былого «великолепия» в городе осталась лишь унылая Мэйн-стрит и тридцать процентов безработного населения.
Местные считали, что опьянение является эффективным методом выживания. И были правы. Это работало. В краткосрочной перспективе.
Через пару месяцев после окончания школы Кекс уже снимал вместе с другом квартиру. Он, почти всегда выплачивая свою долю, вкалывал на нескольких работах, а на досуге не просыхал. Что касается свиданий, их не было: попадались только редкие шлюхи, да и то он почти ничего не помнил (спиртное, знаете ли).
А ровно спустя полтора года после выпускного Кекс стоял перед судьей и слушал приговор. Его обвиняли в распитии алкоголя в общественном месте, неподчинении и сопротивлении аресту. Служитель закона объявил, что нарушителя ждет армия или решетка.
И Кекс сказал: «Здравствуйте, инструктор, сэр».
Правда, он выбрал флот, и потому фразе следовало звучать так: «Здравствуйте, командующий набором новобранцев».
Затем – два года плавания. В каждом порту было достаточно и женщин, и возможностей, чтобы их снять.
А уж эти журналистки! С ними всегда легко договориться: они обычно были не против, но любили напиваться в хлам, даже сильнее, чем он.
Сейчас Кексу двадцать четыре. Десять лет романтического прошлого превратились в дымку, порывы смутных ощущений, которые он едва помнил.
А теперь, значит, склад.
Пятнадцатое марта, два часа двадцать шесть минут ночи, он стоит у подножия девяностометровой бетонной шахты. Именно тут все и случилось.
Впервые в жизни Трэвис Митчем поцеловал женщину трезвым.
И, черт возьми, это оказалось потрясающе.
Что до Наоми, то для нее поцелуй стал сиюминутным импульсом, к которому она «шла» уже несколько часов. Вечером она приехала на работу в дурном настроении, в тумане гнева и отчаяния, в котором проснулась еще днем.
До этого у нее была еще одна ночная смена, хотя Наоми старалась делать так пореже – денег больше, но и спишь меньше. Итак, по приезде домой она собрала Сару, отвела ее в центр дошкольного образования и легла спать (в лучшем случае в половине девятого). Это означало – пять с половиной часов сна, потому что забрать дочь нужно не позднее трех пополудни. Вот так и обстояло дело.
Год назад она могла не забирать ребенка до половины пятого (роскошь!), но перед Рождеством заведение лишилось федерального гранта на проведение занятий. Сейчас уроки переименовали в «Возможность Расширенного Подготовительного Обучения», и проводила их некоммерческая организация, которая брала по сорок долларов в день. Между прочим, половина дневного заработка Наоми с вычетом налогов: экономического смысла никакого.
Правда, теперь она могла не думать о дополнительной работе.
Суть заключалась в том, что Наоми проснулась в два часа жутко разбитой. Последнее, чего ей хотелось в таком состоянии, чтобы один из тех мрачных призраков, преследующих ее в течение последних лет, вернулся. Но в тот момент, когда она открыла глаза, она поняла, что Черный Пес уже здесь. Так она называла депрессию, в которую периодически погружалась, и то был не дружелюбный лабрадор, а тощая, паршивая собачонка, состоящая из зубов и костей. Когда она приходила, Наоми видела, как во сне за ней среди деревьев гонится мерзкая тварь – язык свесился набок, желтые глаза неподвижно прикованы к жертве.
Обычно Черный Пес не покидал ее дня три-четыре.
Иногда она ощущала ложную надежду, что она почти в порядке, а чудовище убралось прочь, в свои первобытные леса. Но нет, оно просто пряталось, дурача ее, и возвращалось позже: наверняка хотело закончить свою отчаянную погоню.
Наоми знала, что в такие часы она не может ни общаться с людьми, ни просто находиться среди них, но ей было уже все равно. В любом случае виноват кто-то из них: именно они вызывали чертову псину. Она точно не знала как, но способность здраво рассуждать ее покидала, и за несколько лет она поняла: лучшее, что она могла сделать, это держаться от окружающих подальше. Надо лишь спрятаться у себя в комнате, свернувшись калачиком в кровати и заперев дверь.
«Если не можешь составить приятную компанию, – обычно говорила мать маленькой Наоми, – уйди куда-нибудь и не приставай к другим».
Это было еще до того как женщина решила, что сама не может составить приятную компанию дочери, и ради общего блага свалила подальше.
Той ночью Черный Пес не отставал от Наоми, однако появление Кекса прекратило морок. Раньше ничего подобного не случалось – никто не мог прогнать прочь эту тьму, даже пятьдесят человек. Но ему удалось: она успокоилась, когда они болтали у платформы. Она отправилась вместе с ним проверить источник сигнала не только потому, что ей стало любопытно: когда парень находился рядом, она чувствовала себя лучше. Черный Пес убежал в лес, но она продолжала и продолжала трепаться с Кексом. Но почему? Он не был невероятно сексуален или особенно умен, да и если уж говорить начистоту, недавно вышел из тюрьмы.
Но она засмеялась, и тогда Пес точно сгинул. так или иначе, но ей помог Кекс, Наоми хотелось побыть с ним рядом еще, хотя бы до конца смены, и убедиться, что это не сон.
Поэтому да, поцелуй был самым обыкновенным, но именно он кое-что и значил для них обоих.
Лед сломлен. Они оба ждали чего-то большего.
Они поднялись по лестнице и наконец увидели открытый люк в полу уровня SB-1.
Они смеялись, взволнованные тем, что увидели
