— Тебе будет трудно. Ты ведь никогда этого раньше не делал. Ты, наверное, единственный, кто сам взваливает на себя такое, когда никто от тебя этого не требует.
— Да, но выбора у меня нет, точь-в-точь, как и у тех, от кого работать требуют. Это легко, когда от тебя требуют. Тогда ты просто делаешь то, что тебе сказали. Я долго размышлял и, наконец, понял, понял все, что она мне говорила за последний год. Понял, но не принял. Она, как и многие люди, почему-то уверена, что прежде обретения ответственности и самостоятельности человек должен проделать у себя внутри какую-то ужасную разрушительную работу, снести все, на что опирается душа ребенка. На мой взгляд, это странный, ни к чему не ведущий этап. Его можно миновать и просто стать более самостоятельным, оставшись при этом неизъязвленным внутри. Делая взрослую работу, я буду по-прежнему любить ламы, думать о людях, чтить идеалы героев.
— Ты всегда говорил, что останешься таким. И я, надеюсь, буду как ты.
— Ты уже такой. Если я был самым беззаботным ребенком в Шарту, ты, возможно, был и все еще являешься одним из самых загруженных. Ты всегда восхищал меня этим! Ты столько всего делаешь, так заботишься о своем брате, столько тянешь на себе — и оно тебя не разрушает.
— Спасибо, — смутился Хинта.
— Это просто правда. Не надо за нее благодарить. И не переживай, если тебе кажется, что я неприкаянно и праздно за тобой хожу — это не так. Я смотрю, как ты работаешь, чему-то учусь. Я хочу стать немножко больше на тебя похож. И думаю, эти наблюдения мне помогут.
— Я думал, это я тобой восхищаюсь, а не ты — мной.
— А разве так не должно быть всегда? Чтобы друзья восхищались друг другом даже в те минуты, когда они не согласны и ссорятся?
— Должно бы. Но, наверное, редко бывает.
— А по поводу первых трудностей — ты ведь поможешь мне сориентироваться на складах?
— Конечно, — улыбнулся под маской Хинта, и они вошли в тень портика парадного терминала складов.
_____Внутри склады представляли собой единое техническое пространство с проходами для людей и проездами для грузовой техники. До последней катастрофы здесь процветала розничная торговля с рук и лотков, но также имелись оптовые магазины фермеров-крайняков, лавки перекупщиков, дешевый сбыт почти просроченных продуктов из обновляемого стратегического запаса Шарту и пункты выдачи закупок из Литтаплампа. Большую часть пищевых продуктов Шарту производил для себя сам; фермеры, которым не удавалось конкурировать в культивации фрата с Джифоем, а таких было большинство, находили свои ниши в других областях сельского хозяйства. В результате, здесь можно было найти продукты самой разной цены и качества, и даже семейство Фойта раз в год ненадолго арендовало маленький прилавок, чтобы сбыть урожай, выращенный в своих теплицах. Склады были одним из центров жизни Шарту — торговые ряды пестрели мигающими голограммами и намалеванными краской вывесками, мельтешили лучи света всех цветов радуги, под потолком, по невидимым в темноте рельсам, доставляя к торговым точкам контейнеры с продуктами, скользили легкие желтые кран-балки. Это была стихия, которую Хинта не любил, но знал. Теперь все изменилось. Практически все маленькие торговые площадки были закрыты. Предметы за уцелевшими витринами валялись так, как их раскидало землетрясение. В некоторых местах на липучках висели микропроекторы, чьи голограммы кричали одно и то же: «Вероятность обрушения! Вход закрыт!»
— Мама на один поход за продуктами тратит от двадцати до сорока галов, так она сказала, — рассеянно отметил Тави. Хинта замер, оценивая эту сумму. — Что?
— Моя семья покупает недорогие продукты. Насыпную вему мы берем редко, но оптом. Чаучи в пакетах. Еще есть лавка Тутрога — он перепродает специи с самой маленькой наценкой. Но у него я покупаю редко, мы чаще сами продаем ему — ему нравится качество нашего харума. Обычно на все уходит около пятнадцати галов — и это продукты на семью из четырех человек.
— Мама любит деликатесы из Литтаплампа, — хмуро сказал Тави, — хотя теперь, похоже, ей придется временно ограничить себя… Ну и разнесло же здесь все! Догадываешься, куда идти?
— Наверное, да. У Шарту есть неприкосновенный стратегический резерв. А поскольку любые продукты постепенно портятся, резерв регулярно обновляют. В конце открытой для посетителей части складов есть специальный терминал — раньше там продавали по дешевке трехлетние консервы. Думаю, именно там теперь работают окна выдачи.
Хинта оказался прав: через пару минут они с Тави вышли на просторную площадку, где шумели две очереди, одна длиной в два десятка семей, другая значительно короче. Люди стояли большими и маленькими группами, почти каждая была со своим робо. Хинта сначала подошел к короткой очереди, но оказалось, что она им с Тави не подходит.
— Это получать компенсацию за конфискованный товар, — объяснил незнакомый толстяк. — А конфисковали почти все. Теперь все продукты принадлежат общине.
Мальчики перешли к длинной очереди. Та двигалась настолько медленно, что выглядела мертвой, поэтому Хинта приказал Иджи лечь на землю и спустил Ашайту с ослика.
— А он не уйдет далеко? — встревоженно спросил Тави.
— Не здесь. Он понимает, что склад — не лучшее место для игр. Ну и потом, мы не задержимся здесь надолго. А пока мы здесь, мы его все время видим.
— Людей слишком много. Можем потерять его за толпой.
— Толпа стоит неплотно и почти не двигается. Многих я знаю в лицо. И они знают, что это мой брат. — Хинта устало сел на борт кузова Иджи. Он не делал этим утром никакой работы, но тревожные разговоры — сначала с Фирхайфом, теперь с Тави — словно высосали из него вдруг все силы. — Вот, видишь, все просто. Веселого тут мало, это долгое и скучное дело.
— Я бы изрядно поплутал без тебя. Так что спасибо, что довел.
На складах царила полутьма, лишь высоко под потолком мерцали редкие лампы. Поблескивал грубый металл опорных балок. Земляной пол был ржаво-красным, пропитанным специальными составами, которые делали грунт непроницаемым для тендра-газа.
— На самом деле, мое открытие ставит меня в ужасное положение, — сказал Тави. — Я сейчас покривил душой. Я могу узнать больше про болезнь матери,
