— Обидно, — сказал Хинта. — Ведь Аджелика мы любим, а омара ненавидим.
— Люди и омары, — сказал Тави, — искалеченные в искалеченном мире. Практически все наши технологии посвящены или выживанию, или убийству. Чего же удивляться, что наши устройства похожи?
Постепенно Хинта, с помощью Ивары, разобрался в большинстве блоков омарьей электроники. Здесь было всего три вещи, которые не встречались в обычных робо: нейронный интерфейс, соединявший компьютеры с нервной системой чудовища, молекулярный принтер-анализатор, очевидно, отвечавший за управление нанитами и за обновление их популяции, и пугающий кристалл, назначение которого до сих пор оставалось скрытым. Остальные блоки предназначались для управления оружием и сервоприводами скелета, а также для общей балансировки движения. Наконец, когда время уже приближалось к вечеру, Хинта указал на один из блоков.
— Память здесь. Южный мост — оцифровка данных с нейроинтерфейса, северный мост — оцифровка данных с нанитов, западный мост — хэш и текущие операции, восточный мост — отделенные хэши для текущих операций управления оружием и движением.
— Мы сможем ее прочитать? — спросил Тави.
Хинта издал торжествующий смешок.
— В это трудно поверить, но кажется, с легкостью. Даже переходник паять не придется — мы просто включим его куда захотим. Нам повезло, очень: один из выходных интерфейсов тут литский, он должен подходить к самым обычным терминалам — например, к большому учебному. Наверно, омары не думали, что человек всерьез станет их разбирать. Иначе они бы не стали настолько упрощать нам задачу.
— А как же Киртаса?
Хинта закусил губу.
— Не знаю. Если его люди копались в омарах, они не могли не найти все это. Возможно, они нашли, но не смогли прочитать омарью память. Или у них не было Ивары, чтобы тот помог с переводом маркировок. Или омары изменились за прошедшие несколько лет, и теперь их устройство лучше защищает себя от взлома. Или омары всегда были сложнее, но конкретно с этим нам очень повезло.
— Или шериф уже давно знает об омарах намного больше, чем говорит.
Хинта почувствовал, как с легкой болью от него ускользает призрак какой-то другой, несостоявшейся жизни. Если бы не появился Ивара; если бы их ссора с Тави началась раньше и продлилась дольше; если бы еще что-то пошло иначе — тогда шериф мог бы стать его Джилайси. Однако все повернулось так, как повернулось, и у Хинты не появилось своего кумира. И все же он ощущал досаду; какая-то часть его души все еще хотела, чтобы шериф был отличным парнем, истинным героем-хранителем Шарту, человеком правдивых слов и настоящих дел.
Ивара заметил выражение лица Хинты.
— Это не значит, что Киртаса плохо делает свою работу. Возможно, людям и не следует знать все, что узнает он. Любой человек власти скрывает часть информации.
— Да, — ухватился за эту спасительную нить Хинта. Потом они втроем кое-как передвинули тяжелый напольный терминал в комнату Эрники и установили его рядом с разобранным омаром. Хинта протянул все необходимые провода и начал сооружать простенькую конструкцию для охлаждения памяти. Однако тут им пришлось прерваться, потому что на коммуникатор Хинты пришел вызов от Фирхайфа. Тот откатал очередной рейс и интересовался, как идут дела.
— Скажи ему, что у нас почти не осталось еды, — громко посетовал Тави. — Мои пустые закрома — часть маминого завещания.
Хинта послушно передал.
— Он придет к нам с обедом, — обрадованно объявил он по окончании разговора.
— Отлично, — сказал Тави.
_____Наступила середина дня. Пришел Фирхайф и принес с собой теплый обед. Они сидели на кухне. Разговор их, между тем, все больше превращался в монолог Тави. Сначала он пересказывал Фирхайфу то, что тот пропустил, но вскоре начал озвучивать собственные идеи, словно присутствие старика придало ему смелости.
— За прошедшие двенадцать часов, — обращаясь к Иваре, сказал он, — я дважды выслушал твои слова о том, как трудно будет предать огласке результаты наших исследований и как легко мы можем все потерять. В первый раз ты говорил со мной лично, потом мы были втроем с Хинтой. И прости, но мне показалось, что ты дважды слукавил, не довел свои рассуждения до конца.
— Да?
— Ты хочешь убедить себя, что мы сможем остаться вместе. Но очевидно же, что это не так. Если твой путь опасен, если ты хочешь сохранить больше информации у большего числа доверенных людей, то мы нужны тебе для этого. Мы должны быть теми, кто надолго останется в стороне. О нашем участии никто не должен знать. На нас никто не должен обращать внимания. И мы все должны хранить твои тайны. Наше время заговорить придет лишь в том ужасном случае, если все твои планы сорвутся, и ты не сможешь сам предать огласке свои труды.
Ивара опустил взгляд и довольно долго молчал.
— Разве не так?
— А мальчик прав, — сказал Фирхайф. — И дело не только в том, чтобы что-то там сохранить, пускай и важное. Подумай снова, имеешь ли ты право ставить их под удар. Это же история с непредсказуемым финалом.
— Не имею. — Ивара посмотрел Тави в глаза и едва заметно улыбнулся. — Ты меня поймал. Я пытался схитрить. Испугался одиночества.
— Зачем я все это сказал? — прошептал Тави.
Фирхайф положил руку ему на плечо.
— Ты не останешься один. Вокруг есть хорошие люди. Да и твоя мама — вдруг она вернется. Пройдет несколько месяцев, она родит ребенка. И поймет, что ее старший сын все еще важен. Родители почти никогда не уходят сами от детей. Особенно матери.
— Нет, — покачал головой Тави. — Она не вернется. Я точно знаю.
— В любом случае, один ты не останешься, — повторил Фирхайф. Он посмотрел на Хинту, сердито — вероятно, не мог понять, почему тот молчит. Но Хинта в тот момент ничего не мог сказать, потому что одна половина его разума все еще была занята
