— Где мы? На окраинах владений Санджати Кунгера?
— Нет. Мы в подошве города — в технической зоне. Колумбарий под нами, но прямой дороги в него отсюда нет. Сначала нужно попасть на транспортные магистрали.
Им пришлось шагать еще час, прежде чем они вышли к большим тоннелям. Тави сумел заметить в полутьме план эвакуации, Ивара сориентировался по нему и вывел свой маленький отряд на станцию литтаплампской подземки. Они остановились у решетчатой двери, сквозь прорехи в которой было видно движущийся поток людей, осторожно сняли грязные скафандры и надели обычную для города одежду. Ивара в третий раз воспользовался магнитным ключом, и дверь открылась, впуская их в транспортный переход. Они смешались с толпой.
Никогда еще Хинта не был среди такого количества незнакомых людей. Его поразило их полное равнодушие. Жители огромного города не знали друг друга ни по имени, ни даже в лицо. Здесь все были равно чужими, все занимались своими делами, все погрузились в свои мысли. Люди терпеливо стояли на бегущих дорожках, медленно шли, валом садились на поезда. В движениях толпы было что-то органическое, напоминающее сложный эксперимент.
— Будьте осторожны, — предупредил мальчиков Ивара, — не смотрите на людей долго, отводите взгляд. Наши лица не так давно появлялись в новостных лентах, и кто-нибудь может нас узнать.
В полупрозрачной капсуле пассажирского вагона с Хинтой случился очередной наплыв видений. Призраки приходили в людей, проходили сквозь них, светились в человеческих лицах — словно сам Образ пытался вернуть себе все эти свои подобия. Хинта смотрел на переменчивый, зыбкий мир вокруг себя, его глаза слезились, и он старался вести себя нормально.
— Снова? — спросил Тави.
— Да, — ответил Хинта. Ивара положил руку ему на плечо. Они ехали мимо станций, полных народа; за окнами мелькали рекламные баннеры, встречные поезда. Пару раз Хинте начинало казаться, что другие пассажиры пристально смотрят на него и его друзей, но он не мог понять, кому принадлежит этот взгляд — живым людям или призракам, поселившимся в их лицах. В любом случае, никто из сотен встречных незнакомцев не подошел к Иваре и мальчикам, ни о чем не спросил и ничем не помешал.
— Мы сойдем в Биеза Латиджа, — сказал Ивара. — Думаю, это лучшее место, чтобы встретиться с Санджати Кунгера. Там они обычно ждут встреч. Туристы и паломники почти никогда туда не заходят.
Доехав, они с платформы станции перешли в лифт. Кабина скользнула вниз, миновала десяток технических этажей, а потом вокруг раскинулся простор вертикальной шахты. Камень здесь был необычным, он весь сверкал оранжевыми и черными кристаллами. На одном из ярусов в кабину зашли мужчина и женщина в траурных одеждах. Чуть ниже они вышли. Огней и ярких кристаллов стало меньше, камень сделался темнее: оранжевое сменилось багровым и коричневым.
Их путь закончился в самом низу, на грубо отесанном дне шахты. Там пахло сырым камнем и ржавчиной. Вышина, с которой они спустились, теперь тонула в тумане, подсвеченном расплывчатыми огнями.
— Идем, — позвал Ивара. Они снова зашагали тоннелями, потом, пройдя через незаметную дверь, оказались в одной из огромных пещер колумбария. Древний, вырубленный в скалах путь спиралью взбирался по сторонам грота. В нишах тускнели лица старинных барельефов.
— Мне кажется, я помню, — вдруг произнес Ивара.
— Что помнишь? — спросил Тави.
— Это место. Я здесь не был, но был. Это забытое, это то, что я искал. — Он рассмеялся от радости.
— Но ты ведь знал, куда мы идем, даже тогда, когда не помнил это место? — спросил Хинта.
— Да, я знал про это место из книг. И еще кое-что уточнил в сети. Но я не помнил, что уже был здесь. Очевидно, что и раньше — четыре года назад, до потери памяти — я выбрал этот путь. И вот теперь я его повторяю.
— Это ведь хорошо? — спросил Тави. — Что мы идем не случайной дорогой?
— Да, это хорошо.
— Мы не встретили здесь ни одного человека, — подивился Хинта.
— Сейчас ночь, и в этих пещерах ходят лишь Санджати Кунгера и их гости. Но и днем в эти гроты мало кто заходит. Здесь уже давно не хоронят. Здесь лежат обычные люди, ничем не прославившиеся, умершие сто или полтораста лет назад.
Они сделали привал и немного поели на большой просторной площадке, где не было захоронений. Потом они спустились на виток вниз, нашли тоннель и перебрались по нему в соседнюю пещеру. И там Хинта вдруг осознал, что вокруг повисла тишина. Не было шума ветра, эха человеческих голосов, отзвука работы машин, рокота водопадов. Камень молчал. Воздух пах тяжестью тысячелетних солей. Тропа шла прямо по дну грота. По ее краям поднимался лес тонких ярко-желтых сталагмитов, блестевших в свете редких ламп. Захоронения стояли обособленно друг от друга, некоторые из них были такими старыми, что срослись с камнем.
— Странное место, — сказал Тави.
Из пещеры было пять выходов. В самом центре ее, где сходились все тропы, стоял большой красный камень. Около него Ивара остановился.
— Вот, — указал он. Хинта увидел светлую отметку, истертый рельеф. Изображение было совсем маленьким, с ладонь человека, линии запылились и были едва различимы. Всмотревшись в узор, Хинта понял, что это знак древа. Его ветви разворачивались в одну сторону: это был указатель. — Мы на пути, который я помню. Скоро мы увидим людей.
Из пещеры с желтыми сталагмитами они попали в извилистый широкий тоннель с низким сводом, неровным дном, но ровными стенами. Хинта предположил, что это пересохшее русло подземной реки. Тоннель дважды разветвлялся, но каждый раз на развилках можно было найти маленькие знаки с изображением дерева, ветви которого указывали направление. А потом они начали слышать голоса. Кто-то пел. Это пение очень напоминало речь Аджелика Рахна, только упрощенную, превратившуюся в настоящий, живой человеческий голос. Звуки лились, но слов было не разобрать.
Тоннель сделал неожиданный поворот и вывел их в небольшую пещеру почти идеальной сферической формы. Камень здесь был серым, но в нескольких местах сверкали поросли восхитительно красивых голубых кристаллов. Пещера освещалась десятком факелов, трепетавших на слабом сквозняке; отсветы пламени преломлялись в призмах кристаллов, по стенам бежали сполохи бликов и сгущения теней. В центре пещеры был бассейн с темной зеркальной водой — все, что осталось от древней реки. А по
