Обогнав поезд, мальчики остановились у начала вырубленной в камне платформы. Монорельс был теперь совсем рядом — неподвижная река пластика; Хинта с детства помнил, что на ощупь она неприятно скользкая, почти мокрая, как свежеочищенный плод тинталя. Они смотрели, как тихоходный проходит дугу поворота и, пожирая свой путь, скользит к ним. Старик-машинист тоже увидел их и привычно приветствовал поднятой рукой, с пальцами, сложенными в знак «ан-хи», что означало отличный день и неугасающую бодрость духа. Его рабочий скафандр был большим и свободным, как у всех профессиональных механиков-операторов: вместо шлема — сплошной прозрачный купол, под стеклом — добродушное красное лицо и всклокоченные седые волосы.
Пассажирские сиденья были пусты.
— А почему его называют Фирхайф? — маша рукой в ответ, спросил Тави.
— Потом, — коротко обещал Хинта. Фирхайф опустил руку, перевел свой шлем в режим атмосферной связи — ее использовали, когда не было времени устанавливать радиоканал.
— Парнишка Хинхан и его брат, — прогудел он, — а кто третий красавчик?
— Я не красавчик. — Тави не включал громкую связь, и его задетый голос прозвучал лишь в ушах Хинты. Хинта нажал аудиокнопку на шлеме, уходя с радиоканала на атмосферное общение.
— Тави. Тави Руварта. — Его голос, пропущенный через усилители, звучал очень взросло.
— Сын Эрники, — понял Фирхайф. — Ну-ну.
Тави чуть поклонился — жест вышел забавно — и тоже переключил свой шлем на громкую связь.
— А могу я Вас звать просто Фирхайф?
— Как хочешь, так и зови. — Машинист немного сбросил скорость, но мальчикам все равно приходилось почти бежать, чтобы оставаться с ним наравне. — И что же молодые люди забыли так далеко от Шарту?
— Собираемся добыть пару центнеров фрата и продать их Вам, — ответил Хинта. — Надеюсь, на тихоходном найдется местечко для нашего товара?
— На тихоходном найдется местечко для всего фрата, который можно купить в Шарту. Вот только не будет ли этот фрат краденным? Вы что, бедовые головы, никак собрались обнести куркуля Джифоя?
— Не весь фрат — его.
— А по-моему, все эти поля как раз таки его и только его. И ваши родители, сорванцы, тоже работают на него. Вот поймает вас охранный дрон да притащит к нему в лапы — то-то будет дело!
— Поля кончаются там, где начинаются скалы. А фрат растет и на камнях.
— Ах ты, маленький хитрец, — рассмеялся Фирхайф. — Решил украсть, не воруя?
— Джифой все равно не пойдет собирать этот фрат. И дроны его не полезут на скалы. Это дикий фрат. Никто не обеднеет, если мы его соберем.
— Ну-ну, Хинхан. Ладно, буду ждать тебя на погрузке! Придешь продавать — поговорим.
Поезд снова начал медленно набирать скорость.
— А почему совсем-совсем нет пассажиров? — уже в спину старику спросил Тави.
Фирхайф оглянулся.
— А чего им ехать в наш поселок? Здесь глушь, вот и не бывает никого. К тому же, политика. Но сегодня есть один. Нелюдимый, правда. Не захотел ехать со мной, сел в другом конце —
Было уже слишком далеко, чтобы еще что-то кричать. Ребята остановились и смотрели, как тихоходный утягивается в поля. Ашайта раскачивался в корзине на спине Иджи и поводил в воздухе руками, будто гладил уходящий вдаль состав, а мимо шли нескончаемые грузовые слоты с припасами из города для сельских жителей.
— Его зовут Фирхайф… — начал Хинта, забыв уйти с громкой связи — и осекся, увидев незнакомца. Тот, закинув ногу на ногу, сидел в одном из кресел посреди безлюдного пассажирского вагона, предпоследнего по счету. Это был молодой мужчина. Его гражданский скафандр представлял собой взрослую версию модели Тави, только вставки были не зелеными и оранжевыми, а желтыми и фиолетовыми. Как и Тави, незнакомец снял свой шлем, и его волосы развевались на ветру, тоже русые, но более темного оттенка. Глаза над кислородной маской были серые.
Поезд уже разогнался, а мальчики стояли на месте, так что чужак промчался мимо них достаточно быстро.
— Пта, — используя уважительное обращение, крикнул Хинта, — вам лучше надеть шлем — над полями вредный туман!
Мужчина ответил жестом благодарности и, кажется, улыбнулся под маской, но совету не последовал. Его фигура становилась все меньше и меньше, пока не исчезла за очередным изгибом спирали.
Хинта вернулся на радиосвязь.
— Слушай, я бы мог подумать, что это твой отец. Или даже, скорее, старший брат.
Тави тоже вернулся на их канал.
— Это не мой отец. А брата у меня нет. — Его голос звучал растерянно. — Просто похож. Но странный человек. Кто он? Зачем ему в Шарту?
Они зашагали дальше по тропе. Поезд исчезал вдали, превращаясь в тонкую темную нить, сдвоившуюся со светлой нитью монорельса.
— Не знаю, — сказал Хинта. — Фирхайф прав, в Шарту почти никто не приезжает — ну, ты-то знаешь, все, кто селится за Стеной, теряют литское гражданство. Чаще всего дорогой пользуются богачи из самого поселка, чтобы ездить на деловые переговоры в город. И даже их, я слышал, не пропускают дальше первой станции. Еще из Литтаплампа иногда приезжает какая-нибудь комиссия. Проверяют, как дела у Джифоя.
— Этот пассажир не похож на делового человека. — Тави в задумчивости теребил застежку шлема. — Я видел их достаточно, когда они общались с моей мамой. Никто из них не стал бы снимать шлем на улице — так делают только местные мальчишки, а все, кто старше или не отсюда, боятся, что атмосфера сожжет им глаза.
— Тендра-газ тяжелый. Пока мы высоко, на скалах, это почти не опасно.
— Это ты такой умный. А городские и взрослые просто читают инструкцию к полускафандру, а в инструкции написано: не снимать ничего и никогда. Притом, что сам полускафандр сделан так, что разбирается по частям, особенно моя модель. Кстати, у него ведь была как раз такая…
— Он даже не как твой брат, — решил Хинта. — Он как взрослый ты.
Тави покачал головой.
— У него глаза серые.