— Держись, я иду!
— Я не падаю, — тяжело дыша, отозвался Хинта. Он действительно не падал, но теперь ему снова было страшно, и еще больно: по левой руке теплой влагой растекалась кровь. Он попытался вытянуть себя наверх, но Тави его остановил.
— Тихо, ты ее сдвинул.
Хинта не мог из своего положения увидеть, о чем Тави говорит, но видел его самого: он добрался до последней парты, сел на ножку верхом и протянул руки над провалом. Балка продолжала качаться. Когда она в очередной раз поднялась вверх, Тави ухватил ее конец и дернул на себя. Раздался скрежет, стальная конструкция шевельнулась. Хинта вскрикнул. А потом наступил покой — Тави сумел сделать так, что конец балки надежно лег на угол парты.
— Она меня выдержит? — буквально цепляясь за жизнь, спросил Хинта.
— Должна.
Хинта осторожно раскачал свое тело и рывком вернул его наверх. Ему удалось устойчиво поставить колено в ложбину продавленного металла, после чего он смог освободить руки. Левую ладонь рассекала двойная рваная рана; кровь текла и закипала в ядовитой атмосфере.
— Ты в порядке? — спросил Тави.
— Буду. — Хинта снял с пояса один из боксов с комплектами для выживания, вытянул оттуда клейкий унибинт и в четыре витка обмотал им ладонь. Умная эластичная ткань прилегла к коже, превращаясь в сплошную муфту из мягкого пластика. Боль ушла, остался только дискомфорт — рука была будто не своя. Скинув вниз бесполезные остатки мягкой упаковки, Хинта осторожно двинулся вперед. Добравшись до верхнего конца балки, он просунул голову и плечи через брешь в разрушенной стене и, подтянув себя на руках, сумел выбраться наружу. Там он замер, пораженный открывшимся зрелищем.
Из поврежденных хранилищ Шарту вытекло так много газа и воды, что поселок накрыло густым голубовато-белым туманом. Сквозь эту пелену было видно поваленные радиомачты, беспорядочно разбросанные дома. От улиц остались лишь очертания. Ровная местность, на которой раньше стоял административный центр, исчезла: всюду шли разломы, через некоторые к поверхности поднялась магма — реки пугающего красного сияния. Хинта медленно обернулся и посмотрел на школу. Коридор второго этажа, в котором он прятался, когда невольно подслушал разговор Румпы и Гарай, теперь превратился в открытую галерею. Лопнувшие перекрытия торчали наружу рядами кривых, блестящих сталью зубьев. На уцелевших стенах мигали глупыми глазами тревожные маркеры разгерметизации. Людей нигде не было видно. Чуть поодаль, сквозь брешь в стене, открывался вид на внутреннее убранство студии музыки — ковры, музыкальные инструменты, барельефы выдающихся композиторов.
— Пустишь? — Хинта вздрогнул от неожиданности и обнаружил, что Тави вслед за ним взобрался вверх по балке. Чтобы уступить место, Хинта до конца выбрался наверх. Теперь он стоял на той стене, которая когда-то отделяла студию от школьного коридора. В полутора метрах была задраенная дверь.
Тави высунулся из пробоины, и, как и Хинта минуту назад, застыл, загипнотизированный видом разрушенного поселка.
— Мы часто думали о таких вещах, да? Но когда оно происходит, оно выглядит совсем не так, как воображаешь. — Он подтянулся повыше и сел на край дыры. Хинта почувствовал, что запас воздуха кончается, вдохнул поглубже и сменил маску. Тави кивнул и сделал то же самое. Сгорели еще пять минут, а восьмичасовые баллоны были по-прежнему вне досягаемости.
— Ну, по крайней мере, мы выбрались наружу, — сказал Тави. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что они не смогут по обломкам перекрытий добраться до школы. Они могли бы спуститься прямо на землю, но чтобы достичь ее, пришлось бы прыгать с высоты в десять или пятнадцать метров на лежащие внизу нагромождения арматурин. — Если бы была веревка…
— Мы добирались сюда не за ней. — Хинта опустился на четвереньки и осторожно двинулся вперед. Проползя прямо по закрытой двери студии, он добрался до большой бреши и покачал рукой каждый из прутов, до которых мог дотянуться. В какой-то момент ему стало казаться, что надежды нет, потом он нашел податливое место, подергал — и вырвал из полуразрушенной стены целый сегмент сварной металлической сетки. Он триумфально поднял свой трофей над головой.
— Победа! — выкрикнул Тави.
— У меня идея, — отползая назад, сказал Хинта. — Будем действовать с двух сторон. Один из нас раскорчует ячейки с баллонами сверху. А другой снизу поймает выпавшие баллоны с помощью этой сетки.
Они взялись за сетку с двух сторон и рванули ее каждый на себя. Хинта отломал один прут, Тави забрал все остальное и, вооруженный этим тяжелым сачком, спустился обратно в пробоину. Он пошел назад по балке и по партам к тому месту, откуда можно было достать баллоны, а Хинта, перебираясь от одного надежного участка к другому, пополз вперед по стене студии. Тяжелый прут он осторожно волочил за собой. Сквозь бреши он видел, как внизу идет Тави. Там, на партах, было намного опаснее, чем здесь наверху, и когда до Хинты это дошло, он начал жалеть, что отпустил его вниз. Однако теперь уже поздно было что-либо менять.
Они остановились в таком месте, где сквозь прорехи в толще стены могли хорошо видеть друг друга. Тави стянул с себя кофту и надел ее на арматурину, которой собирался ловить баллон. Кофта провисла, образовав подобие мешка. Хинта увидел, что снизу на него смотрит искаженное и перетянутое изображение Джилайси.
— Он нам поможет, — перехватив взгляд друга, прокомментировал Тави. Его тонкие голые плечи, покрытые полученными во время землетрясения синяками, выглядели ужасно уязвимо среди всего этого разрушенного металла.
— Да, он нам поможет, — без особой уверенности согласился Хинта. Он встал на колени, просунул лом в пробоину и начал проворачивать его, стараясь изнутри открыть поврежденные люки ячеек с аварийными баллонами. Действовать приходилось почти вслепую. А Тави снизу кричал: «левее», «правее», «дальше», «ближе», «шевелится», «жми».
Через три минуты работы Хинта вспотел и понял, что пришло время менять маску. Он отпустил свой лом-рычаг, оставив его в дыре. Тави тоже сложил свой сачок. Они кивнули друг другу и принялись распаковывать новые аварийные боксы. Догорала пятнадцатая минута. Их время выходило, и дело было не только в масках — Хинта чувствовал, что от отравленной атмосферы начинает щипать глаза и кожу на открытых частях тела. Он знал, что скоро, когда пот прореагирует с тендра-газом, эти ощущения станут намного хуже.
Как только новая маска плотно пристала к лицу, Хинта вернул руки на лом. Жадно глотая порцию свежего воздуха, он надавил на инструмент всем весом,
