— Лива Огафта? — переспросил Тави. — Кажется, я слышал это имя от мамы.
— Конечно, слышал. Сейчас он управляет полями «Джиликон Сомос». Все новые сорта фрата и технологии получения биотоплива созданы в его лабораториях. Если твоя мать выращивает фрат промышленным методом, ранние труды Ливы наверняка стали одним из главных источников ее вдохновения.
— Этот человек остался с вашим братом, — догадался Хинта.
Ивара странно втянул голову в плечи и не ответил.
— В результате, — подвел он, — мы с братом, наши друзья и друзья наших друзей сумели создать клуб, в который вошло сразу шестнадцать человек. Мы назвали его Джада Ра. На одном из языков древнего Джидана это словосочетание означает «восстанавливающее деяние», или «возвращение в прошлое».
— Спасение Земли в ее прежнем облике? — спросил Тави. — Как в том джалипа, которое разгадывал Хинта?
— Да, ты все правильно понял. Это один из основных смыслов. И именно этот смысл был нам важнее всего, когда мы создавали свой клуб. Почти все новые клубы в школе навсегда оставались предприятием неудачников и ни к чему не приводили. Мы с братом хотели создать клуб, который затмит Мадзу и Шигвана. Основать новую традицию. Меня пытались отговорить от этой затеи все, включая директора Дадра, но, как я уже сказал, я был несгибаем, и созданию клуба никто не смог помешать. И вот, в то время, когда все наши одноклассники веселились, плели интриги или загодя выискивали себе теплое место в высших иерархиях литтаплампской администрации, мы в нашем клубе начали строить будущее человечества. Ну, или, по крайней мере, мы так думали. Мы были ужасно серьезны. Вместо наркотиков и напитков мы тайком проносили в свою комнату компьютерные терминалы и краденые музейные экспонаты. Наши идеи жгли нас изнутри. У нас было лучшее образование в ойкумене, и мы использовали все свои знания, чтобы размышлять о возможностях спасения Земли.
— И что? — спросил Тави.
Ивара усмехнулся.
— По большей части, фиаско и крах, — спокойно констатировал он. — Через шесть лет работы мы поняли, что у нас нет ни одного реалистичного проекта. Мы, возможно, были выдающимися молодыми умами. Но мы вовсе не были гениальнее всех остальных людей на свете. И эта задача была нам не по плечу точно так же, как и поколениям до нас.
Он тряхнул головой, взъерошил волосы.
— И вот тогда мы с братом стали врагами. Мы оказались не способны с честью вынести поражение. Наш клуб распался. Вева Курари, который, наверное, был самым наивным и честным из нас, впал в депрессию и покончил с собой. Он оставил безумную посмертную записку с рассуждениями о могуществе злого рока и сверхъестественной природе катастроф. Многие из нас решили, что косвенно виновны в его смерти. Вокруг клуба назревал скандал. Часть людей сбежала, почуяв беду. А все остальные выбрали чью-то сторону. Одни остались со мной, другие приняли позицию моего брата. Теперь мы были едины лишь в двух вещах — никто из нас больше не считал, что можно восстановить Землю, но мы все хотели надеяться, что можно спасти человечество. Мой брат превратился в фанатика власти и контроля. Он начал думать, что ресурсы решают все, и вознамерился оживить человеческий мир с помощью топливных инъекций. А я…
Он почему-то замолчал.
— А Вы? — переспросил Тави.
— Мне тогда очень нужно было во что-то верить. И я поверил в одну джиданскую сказку. Если в этой сказке есть хоть какая-то историческая правда, то путь к нашему спасению технически уже существует — он был создан теми, кто жил до нас, и его надо лишь найти. Амика, Эдра и Кири, на свою беду, разделили эту веру со мной. Мы все поступили в университет Кафтала, так как это высшее учебное заведение наилучшим образом соответствовало нашим запросам. Пять лет мы учились и занимались наукой. И пока это было так, нам было очень хорошо, мы были счастливы. А потом нам показалось, что мы что-то нашли. Я решил, что нам нужны ресурсы для масштабных экспедиций, и попытался восстановить свои права на некоторое имущество, которое раньше мне принадлежало. Я увяз в судебных распрях с братом, за мной начали постоянно следить его люди. Мои друзья не могли больше терпеть и без должной подготовки отправились в свою первую и последнюю экспедицию. — Теперь уже невозможно было понять, являются слезы в глазах Ивары последствием раздражения, или он по-настоящему плачет. — Они были совсем одни, так как у нас тогда не хватило бы денег даже на найм чернорабочих. Они успели сообщить мне, что нашли какой-то вход. Но я не знаю, что произошло потом. Они бесследно исчезли во время небольшого землетрясения. И вот теперь, девять лет спустя, я приехал в Шарту, в поисках их тел и тайны, которую они, возможно, открыли перед тем, как погибнуть.
— Они были здесь? — спросил Хинта. — Жили здесь, как вы сейчас?
— Не в самом поселке. В своих исследованиях они применяли оборудование, которое запрещено вывозить с территории Литтаплампа. Поэтому единственным юридически допустимым решением было разбить лагерь прямо на верхней плоскости стены Экватора. Они два месяца жили и работали в точке, где пересекаются Экватор и линия морского побережья. Каждый день, используя альпинистское снаряжение, они спускались на южную сторону, тянули за собой кабели от приборов и делали свою работу.
— Но ведь над Экватором ни один прибор не может нормально работать.
— Кири, наш гениальный химофизик и роботехник, всегда находил какое-то решение. Одни приборы он переделал, другие закрыл специальными экранами. Это был человек,
