— Быстрее! — взвыл Тави, толкая Хинту в спину, и они втроем ввалились в тепло. Хинта отключил экран шлема, и влага его дыхания, примерзшая к силовому полю, тонкой ледяной паутинкой осыпалась вниз. Ему в нос тут же ударил въевшийся в их скафандры запах фрата, маслянисто-дурманящий и в то же время свеже-соленый.
— А, вот и юные грабители, — весело сказал Фирхайф.
Мгновение Хинта ничего не видел — у Фирхайфа царила полутьма. Потом его глаза привыкли, и он различил знакомую обстановку: на стенах — барельеф-портреты героев Лимпы в абстрактном стиле: узкие, полуобъемные лица воинов и полководцев, пилотов машин и инженеров, скошенные нашивки на шлемах древних боевых скафандров. На мониторе мерцала литтаплампская развлекательно-новостная лента, а на столе дымилась огромная посудина с лапшой.
— Угостить? — предложил Фирхайф.
— Да, пожалуйста, — просиял Тави. — А мы Вас не объедим?
— Так и знал, что придете голодные. Приготовил побольше.
Ашайта нетерпеливо махал руками, показывая, чтобы его тоже раздели. Через пару минут все четверо уже ели: Фирхайф — спокойно, Тави — жадно, быстрее всех, Хинта — медленно, одну ложку себе, другую брату. Пока они обедали, к Фирхайфу успели заглянуть бригадир рабочих-погрузчиков — коренастый мужчина в экзоскелете-робофандре с третьей, качающейся над плечом, механической рукой; продавец фрата — фермер с восточных окраин, старше Фирхайфа, с ружьем за спиной, в устаревшем полускафандре с дыхательной маской, когда-то прозрачной, но теперь пожелтевшей от долгих лет эксплуатации; деловой агент Джифоя — раздражительная лощеная дама; техник-логист со склада — шустрый, средних лет человек, в исцарапанном скафандре, с оранжевой дыхательной маской на лице. Тави таращился на всю эту разношерстную публику во все глаза. Хинта, привычный к фирхайфовой суете, обращал на нее меньше внимания и в основном был занят тем, что терпеливо вытирал салфеткой Ашайте подбородок, когда тот пачкал его едой или слюной, или и тем, и другим. Сам Фирхайф смотрел то на часы, то в окно, на протянувшуюся вдаль ленту поезда. Впрочем, он делал это предельно тактично.
— Очень большое спасибо, — откидываясь на спинку стула, поблагодарил Тави.
— Считай, что это было за знакомство, — хмыкнул Фирхайф. — В следующий раз ты меня будешь угощать, и миска будет в два раза больше! Я так считаю: что ты людям — то и они тебе. А когда способствуешь молодым, обеспечиваешь себя на тридцать лет вперед.
Тави улыбнулся и слегка поклонился.
— А Вы не знаете, зачем тот необычный пассажир ехал в Шарту?
— Какой пассажир?
— Парень в скафандре как у меня. Мы его видели, когда мимо нас проехал конец поезда.
— А, этот. Нелюдимый романтик. Он, похоже, останется здесь жить.
— Но он потеряет гражданство, — удивился Хинта.
Фирхайф пожал плечами.
— Я выспрашивал у него, когда он собирается назад, но он ответил, что не поедет. Вот и вся история.
_____Когда они снова вышли на улицу, солнце давно перевалило зенит. Несколько рабочих пеномашинками мыли перрон от фрата, остальные сидели на горах разгруженного товара, отдыхали и смеялись чьей-то шутке; вокруг, списывая номера прибывших ящиков, суетился тот самый техник-логист. Хинта разбудил Иджи. Фирхайф подкатил к ослику предпогрузочную тележку, включил весы.
— Там ровно сто тридцать шесть кило, можете не тратить на это время.
— Хинхан, мне так положено, и неважно, что я думаю о твоей честности.
Хинте оставалось лишь пожать плечами. Иджи послушно опрокинул свой кузов в тележку Фирхайфа. Тави столкнул руками последние, застрявшие ломти губки и уставился на табло тележки.
— Стало на два кило больше? Два кило фрата приросли по дороге?
— Такого не бывает, — прищурился Фирхайф. — Думаю, семейству Фойта стоит слегка перекалибровать свое четвероногое.
— Вовсе нет, — задето ответил Хинта. — С Иджи все в полном порядке. Просто магниты шалят рядом с Экватором.
— А-а, так вы оценивали улов прямо там, на тропе? Ну, тогда твой Иджи просто чудо. Взвешивая центнер в ста метрах от Экватора, ошибся на ничтожные пару кило. — Фирхайф покатил тележку к оставшемуся неполным погрузочному слоту. — Семь кило сейчас стоят один гал, значит…
— Девятнадцать галов, — посчитал складской логист.
— А мне кажется, чуть больше, — тоже посчитал Тави.
— По правилам компании-перевозчика, — ехидно заметил логист, — цена относительно веса товара округляется в пользу покупателя. Так что если Фир-старина заплатит вам двадцать галов, последний он отдаст из своего кармана.
— Вот видишь, — усмехнулся Фирхайф. — Для тебя, Тави, те же правила, что и для Листы Джифоя.
— Да, только он продает тысячи тонн, а я — что? Но ладно.
Они подкатили тележку к поезду, и она, подняв свой контейнер вверх, высыпала фрат на платформу. Все, что насобирали ребята, стало лишь краем огромной кучи. Подошедшие рабочие сразу начали накрывать погрузочный слот сеткой, чтобы фрат не разлетался по дороге. Фирхайф и Хинта достали карманные цифровые кошельки и развернули над ними гал-граммы. Девятнадцать галов отделились от одного кошелька и по воздуху поплыли к другому.
— Готово.
— Куш, куш, куш, — подпрыгивая от возбуждения, воскликнул Тави. — Мы идем в ламрайм!
Рабочие подтрунивали над мальчишками. Фирхайф черкнул подпись в документах логиста и вразвалку направился к локомотиву. Еще через минуту тихоходный отбыл в направлении города. Уезжая, старик прощально махнул рукой.
_____По пути в ламрайм Хинта завел Иджи в гараж своей семьи. Родителей он не встретил: мать была на легочных процедурах, отец еще не вернулся с работы. Там же, в гараже, он рассчитался с Тави. Когда они вошли в холл ламрайма, тот уже пребывал в полной эйфории.
— Девятнадцать галов… Я не думал, что мы заработаем так много. Это же целый день развлечений, причем для нас двоих!
— А ты еще хотел отжать у Фирхайфа лишний гал.
— Ну, гал лишним не бывает.
— Не трать все. Вот я на часть своей доли куплю инструменты и детали.
— Так то ты, — с влажными от счастья глазами ответил Тави, — а мне ничего такого не нужно. И удержаться от кутежа будет сложно. А то, — посерьезнев, добавил он, — я уже не могу, как раньше, просить у мамы деньги на маленькие радости.
Холл ламрайма был просторным, длинным и выгнутым. Вдоль него стояли круглые тумбы. Над большинством постаментов, красиво светясь, возвышались
