— Хороший сейчас сезон, — показывал Тави, — столько новых ламов! Еще дней десять назад половина тумб стояла пустая. А теперь вон новое, и вон там, и еще…
Хинта только и успевал, что вертеть головой. Наконец, его притянуло к яркому постаменту, над которым могучий мужчина в огромном экзоскелете с десятками механических рук, растущих от плечей и боков, крушил ледяную скалу. Спутники в костюмах поменьше помогали ему. Под фигурами разрушителей льдов крутилась надпись: «Сопротивление Притака — строители ледяного лабиринта». Хинта поймал бегущую надпись ладонью, заставляя ее развернуться в пояснительный текст.
— А я это фактически видел, — расстроился он. — Это ремейк «Семи крепостей Джифола».
— Нет, это не по ламу позапрошлого года. Это самостоятельная история по тому же мифу, но с упором на линию Бриты Мурата.
— А кто он? То есть, имя-то я помню…
— Сын Гвартаны Мурата, последнего из космолетчиков, кто после катастрофы сумел вернуться на Землю с Марса. Брита был воспитан отцом, вырос и стал механиком снежных буров. Он прославился, когда построил подо льдом пути сообщения под оборонительными линиями Джидана.
Хинта кивнул.
— Я помню, как в «Семи крепостях» выглядела его машина. Тысяча ледорубов на такой круглой штуке.
— Да, — увлеченной скороговоркой подтвердил Тави. — Там показывали его машину и его тоннели, потому что джиданцы пытались разрушить их ледороющими торпедами и потом отбивали вышедшую из-подо льдов атаку Притака. Но сам Брита фактически не был показан — он ведь там был лидером врагов. А здесь будет взгляд с совсем другой стороны: вся его жизнь в Притаке с детства и до исчезновения во льдах. Хотя не знаю, может, они придумали какой-то конкретный конец его истории.
— Открытый финал, — оценил Хинта. — Будет интересно. Пойдем на него?
— Давай не в этот раз. Он идет еще пятьдесят дней, а кое-что, чего ты еще не видел, скоро уже закончится.
— Твой Джилайси, — угадал Хинта.
— Да. Сходим на него. Я так хочу, чтобы ты это увидел! Туда.
Они пошли к дальнему постаменту. На нем была изображена сцена рукопашной борьбы — развитый юноша с красивым, немного даже женственным лицом, в разрушающемся скафандре-экзоскелете вырывался из сети пут, а на его плечах и ногах, пытаясь удержать, висели другие герои. Вокруг постамента бежала надпись: «Джилайси Аргнира — плачущий воин».
— Знаю, выглядит странно, но это самая лучшая часть самой потрясающей истории, которую я знаю. Один из тех случаев, когда лам-реклама хуже самого лама.
— Я видел уже два лама про Джилайси. Про него-мальчика, когда он побеждает своего жестокого отца и становится первым из героев Джидана…
— Меняет все в их стране, — закивал Тави.
— И второй, когда он уже ни на чьей стороне.
— Он всегда был на стороне справедливости. А это — середина его истории. — Тави ткнул в бегущую надпись и зачитал вслух. — Джилайси Аргнира — плачущий воин, забывший, на чьей он стороне, и начавший битву за само добро против всех.
— Так вот как он перестал быть воином Джидана.
— Да. И это срастается на самом деле с легендой о семи крепостях. Потому что так сорвалась битва за крепости. Джилайси был оглушен — снайперы Притака всадили ему в лоб нанопулю, которая должна была сделать его берсеркером, бьющимся на их стороне. Но он каким-то образом переборол наниты и стал еще светлее в душе, чем был прежде. Он забыл, кто он такой и зачем идет война. А когда очнулся, не помня себя, то рыдал и требовал от всех, чтобы они прекратили битву. Он начал спасать раненых со всех сторон, выносил их из боя и поражал тех, кто пытался добивать слабых.
— Не рассказывай. Лучше я увижу сам.
— В общем, так появился тайный союз — люди, воевавшие против всех ради завершения самой войны. Но даже им не удалось спасти Джидан. Война закончилась лишь после того, как Притак и Лимпа окончательного его уничтожили. А жаль.
Тави начертил знак контакта, и фигуры героев исчезли, сменившись изображением зала. Тот был круглый, места спиралью спускались к расположенной в центре проекционной арене.
— Я знаю, ты любишь первые ряды, но с нами Ашайта. Давай возьмем у стены.
— Конечно. Вот здесь. Там рядом установка одного из проекторов, а сбоку от сиденья не проход, а просто пустое место. Твой брат сможет сколько угодно махать руками и никому не помешает.
Хинта благодарно улыбнулся и запустил сразу тремя пальцами в три соседних куба на голограмме. Они с красного изменили цвет на голубой, а из центра тумбы вылезла губка накожного принтера. Тави наклонился и с размаху впечатался в губку лбом.
— Я знал, что ты сейчас это сделаешь, — фыркнул Хинта. Сам он приложил к губке тыльную сторону ладони, а потом поймал Ашайту за руку и сделал с ним то же. Теперь на их коже светились номера мест — «97», «98», «99» — набранные традиционной литской числицей, причем перевернутый боком знак числа сиял у Тави прямо над переносицей.
— До возвращения домой краска испарится, — легкомысленно отмахнулся он.
В кафетерии Хинта купил для Ашайты сладкую ленту лиавы, и они пошли в зал.
_____Воздух дрожал в лучах проекторов, извергающих в зал потоки неосязаемого огня и льда. Джилайси Аргнира действительно плакал, когда выносил из битвы своих израненных врагов, а те, обезумев, кричали ему: «что ты делаешь, убей нас». И наконец, поняв, что резню невозможно остановить, Джилайси начал сражаться против всех. Как демон, в огненно-стальном облачении, с окровавленным, но все еще прекрасным лицом, он носился посреди битвы, поражая и тех, и других. И вот наступило мгновение, когда уже все, с обеих сторон, перестали сражаться друг с другом и пытались уничтожить лишь его одного. Но он был неуязвим. Какая-то
