Ивара молчал. Но Хинта уже не нуждался в поощрении, он и сам был готов досказать свою историю. И он продолжал, вслушиваясь в свой глухой и далекий голос.
— За вратами был зал, или мне показалось, что зал. Но сейчас я бы, возможно, сказал, что там был другой мир. Если это был зал, то огромный — в десятки этажей высотой, и, наверное, на километры вдаль, в глубину. Я сразу, даже сам того не осознавая, решил, что этот зал — под землей, потому что там не было окон, и потому что я не могу вообразить такое огромное здание наверху. Один этот зал, наверное, был бы равен какому-нибудь куполу Литтаплампа.
— Как же ты видел его, если там не было окон? — удивился Тави.
— Там был свет. Фиолетовый свет. Он шел прямо от стен, особенно от дальней стороны зала. Я помню каменные плиты из черно-зеленого камня. Пол был очень гладкий, словно полированный. Но колонны выглядели грубо, как неотесанная скала.
— Ты прошел через врата? — спросил Ивара.
— Нет. Я все время оставался там же, где был с самого начала. Я видел зал сквозь проем врат, но не двигался — лишь смотрел. И еще… там были люди. Тела в скафандрах, с иссохшими серыми лицами. Это странно прозвучит, но в глазах у них что-то лучилось фиолетовым — совсем как стены зала. — Хинта почувствовал движение, сумел разлепить один глаз и увидел, что Ивара приподнялся и наклоняется к нему через Тави.
— Какие у них были скафандры?
— Древние? Совсем не такие, как носят в Шарту… — Он нахмурился, силясь вспомнить детали.
— Ну же, — взрослый дотянулся до Хинты и с неожиданной силой схватил его за плечо. — Какие они были в точности?
— Все очень разные, — немного испуганно прошептал Хинта. — Я имею в виду: совсем разные. Тяжелые металлические с углубленным стеклом и широким козырьком из серого металла. Легкие матерчатые мешки с круглыми стеклами для глаз. Сферические, где задняя стенка — металл, а передняя — стекло. Узкие, со стрелочками от висков. Были такие, как сами эти врата, словно собранные из множества крошечных золотых пластин. И еще каплевидные черные, с антеннами и с оранжевой эмблемой на лбу — крест в треугольнике.
Хватка Ивары ослабела. Наконец, учитель его отпустил.
— Неужели он видел там Ваших друзей? — спросил Тави.
— Нет. Но он видел что-то настоящее.
— Почему? — спросил Хинта. — В смысле, почему Вы так уверены?
— Военная форма штурмовиков Притака. Скафандр крестьянина эпохи оттепели. Два типа шлемов, которые использовались в Джидане. И что самое важное — шлемы с символом секты Мафра.
— Кто они такие? — поинтересовался Тави.
— Одни из множества авантюристов, отправившихся на поиски ковчега и сгинувших где-то в пустыне. И еще там было несколько шлемов, которые я не могу узнать по описанию.
— Я ведь не мог их видеть и запомнить, чтобы потом они мне приснились? — спросил Хинта.
— Думаю, не мог. Не бойся за свой рассудок, твое бессознательное не играет с тобой в игры. Ты видел реальное место. И нам еще предстоит узнать, как твое видение стало возможно.
— Что же я видел? Вход в ковчег? Врата?
— Ты видел кладбище, — мрачно отозвался мужчина. — Вот единственная вещь, которую можно утверждать наверняка. Ты видел мертвецов из череды эпох. И судя по всему, ни один из этих искателей не сумел ни войти в ту дверь, ни вернуться назад к своим друзьям, семье и народу. Там было что-нибудь еще?
Хинта сглотнул. Вкус собственной слюны начинал казаться ему странным, солоноватым, кисло-вязким, как будто он имел глупость взять в рот фрат.
— Да. Магму. Она поднималась сквозь трещину в гладком полу. Мое видение закончилось как раз тогда, когда скафандры на мертвецах начали тлеть.
_____Потом они долго лежали молча. Сил совсем не осталось, время утратило счет. Хинта медленно дышал. Его мысли стали рассеянными, беспорядочными и очень спокойными — в основном он даже не думал, а просто представлял какие-то картины из прошлого.
Вот ему шесть лет. Они с отцом пришли в больницу, чтобы забрать Ашайту. Лика еще не оправилась до конца, а Ашайту медики уже достаточно привели в порядок, чтобы за ним можно было начинать ухаживать на дому. Брат лежит в уличной переноске для младенцев — она как скафандр для какого-то фантастического прямоугольного существа. Хинта хочет увидеть лицо брата, лезет на стол и заглядывает сквозь стекло. То, что там, кажется ему радостным и в то же время ужасным. Ашайта — уродец, но он совсем не похож на то, как описывают омаров. «Ну зачем ты, слезь на пол, — просит отец. — Не суетись. Еще налюбуешься на него».
А вот Хинта в первый раз в жизни пошел вместе с отцом на станцию. Добрый старик Фирхайф шутит с ним какие-то непонятные шутки. Хинта смотрит на Фирхайфа, и ему совсем не смешно. Но потом Фирхайф предлагает пойти посмотреть на пульт тихоходного поезда — и Хинта идет.
Вот ему девять. Их семья купила Иджи. Ослик стоит перед гаражом — редкий случай вызвать зависть у соседей. Для Хинты это радость, он воспринимает четвероногого робота как свою самую дорогую игрушку — и в определенном смысле он прав.
А вот их первая встреча с Тави — они оба новички в студии лепки. У них нет друзей. Но они почему-то начинают строить друг другу рожи, когда работают с разных сторон одного верстака. Хинта уже не может вспомнить, кто начал первым. Наверное, Тави. И как это потом превратилось в дружбу?
Вот ему двенадцать. Прошлые каникулы — они с Тави покупают постоянный абонемент, чтобы на две недели оккупировать ламрайм. Они думают, что это дает им лишь право на неограниченный
