— Приятных сновидений…
Через некоторое время он тихонько засопел.
А я еще долго ворочалась с боку на бок, чувствуя в пустых ладонях то острые гитарные струны, то шершавые картонные карты…
Наконец, белая луна убаюкала меня, и комната растворилась в глубоком и ровном сне.
ГЛАВА 43
Пункт номер один. Программа конкурса.
Изучая ее, я постепенно успокаивалась. Похоже, здесь сложностей не возникнет. Все произведения, включенные в программу трех туров состязаний гитаристов в Милане, я хорошо знала. С некоторыми как раз и брала те самые призовые места. Так что их нужно просто восстановить в пальцах, вот и все…
Самое важное — последний, третий тур. Произведение по свободному выбору исполнителя.
Это и будет мое «Эхо».
Окончания у него по-прежнему нет, так что следует завершить его как можно быстрее и ближе к стилю автора.
При чем тут жюри…
Важно соблюсти ВСЕ УСЛОВИЯ…
Мысль о том, что часть произведения будет написана не Горячевым, а мной, точила мою душу, как червь. Может быть, оставить все, как есть? И оборвать «Эхо» на полутакте?.. Объяснив это авторской задумкой? Но возможно ли будет выиграть таким образом престижный конкурс в Милане?..
Поразмыслив, я решила, что на всякий случай все-таки сочиню тактов двадцать, чтобы логично закончить пьесу, а уже на месте сориентируюсь, как поступить. Все-таки лучше иметь два варианта исполнения, чем один.
Не теряя времени, я принялась за работу.
«Эхо», по замыслу Вячеслава, состояло из трех частей.
Первая часть была пропитана темной красотой и горечью. Взмывающая из-под пальцев мелодия ранила и пьянила, увлекая в глубокий омут гениальной болезненности. Слава богу, эта часть была прописана полностью — добавить в нее что-то от себя я бы вряд ли сумела.
Во второй части вдруг появился светлый образ Али. Он возник внезапно, из ниоткуда. Словно нахлынул на дождливый сумрак, и пространство вокруг просветлело и засияло. Сначала обе темы причудливо и талантливо переплетались, но постепенно боль отступила в глубину, и нежный свет окутал все вокруг и своей волшебной силой как будто обнял неприкаянного героя и прикоснулся к его душе.
Необыкновенно лирическая музыка, цепляя самые тонкие струны, вознеслась в вышину. Как будто… Но через минуту боль вернулась — сначала одной темной ноткой внизу, на миг перерубив чистую песню. Потом чуть громче и чуть заметнее, заодно понизив регистр Алиной темы… И вот тут, на самом пике, наступил обрыв.
Видимо, здесь должна была вступить в ход моя фантазия.
Замысел автора я уяснила, но придумать конец в соответствии со стилем Горячева оказалось не так-то просто. Все время получался какой-то повтор его темы, а мне хотелось развития, глубины и напряжения… Окончание должно было явиться не затуханием, а кульминацией, апогеем «Эха».
В какой-то момент мне даже показалось, что я взяла на себя непосильную задачу.
Наконец, сыграв произведение несколько раз подряд, я как будто уловила настроение композитора и сама наполнилась тем отчаянием и ясной, но угасающей надеждой, которые владели им. В своем окончании я усугубила эту боль, обострила тему любви до пронзительности и крика, и в итоге обе темы в моем варианте насытились отголосками друг друга и стали единым целым.
Закончив, я облегченно выдохнула, откинулась на спинку стула и внезапно поняла, что безумно устала и хочу есть.
— …«Фиат» на месте, шины проколоты, — раздался из коридора веселый голос Степы. — Все идет как по маслу!
Разминая пальцы, я повернула голову в сторону прихожей и увидела улыбающуюся Степину рожу.
— Все в порядке! Ты что, не рада?
Заявление, что все идет как по маслу, почему-то царапнуло меня где-то внутри.
Но причина этого была мне непонятна, и делиться своими сомнениями я не стала.
— Есть хочу! — неожиданно пожаловалась я.
— Да, засиделась ты… — протянул Степа. — А время-то…
— Время?.. — я подняла глаза на часы и… ахнула!
Девятый час!
Работа над «Эхом» так захватила меня, что я незаметно просидела над ней весь день! Теперь я знала наизусть каждую мелкую трель и каждый нюанс, но на путешествие в кафе «Лабиринт» времени оставалось совсем мало…
— Ты так сосредоточенно писала, что я не решился тебя беспокоить…
— Правильно… — одобрила я рассеянно, вновь чувствуя нарастающую неясную тревогу. Вечер подкрался так незаметно!..
— Так я пойду разогревать? — без тени волнения осведомился парень.
— Степа!
Я встала со стула, потом снова села.
Он хлопнул белесыми ресницами.
— Что?
Я и сама не знала, что. Мелодия «Эха» начала медленно уходить из пальцев и сердца, освобождая место легкой дрожи волнения. И оно не замедлило сразу же просочиться в мои поры.
— Ты говоришь, «Фиат» обезвредил?.. — спросила я, понимая, что это не имеет для меня никакого значения.
Степа же, напротив, придавал своему геройскому поступку огромную важность.
— Да, я же говорю. Сейчас поедим и разойдемся — я на свой пост, ты в кафе. Связь по рации, то есть по мобильнику!
Я помотала головой.
— Нет.
— Что — нет? — не понял рыжий.
Я вновь встала со стула, схватила карты и сунула их в сумку.
— Есть некогда, говорю. Скоро начнет смеркаться. Нужно успеть до темноты!
— Я есть хочу! — заканючила юная душа.
— Не выйдет из тебя разведчика, — укорила я, застегивая неудобные летние туфли.
— Даш, ну я быстро… Ты и до остановки не успеешь дойти, как я буду уже у дома Чекнецкого!
По тому, как уверенно Степа принялся нарезать аппетитный ржаной хлеб, я поняла, что в моем ответе он не нуждается.
Спорить с ним? Называть рабом желудка? Упрекать? Накануне этой ночи?
При виде быстрых, размашистых движений, которыми парень орудовал ножом, у меня невольно потекли слюнки, и, чтобы подавить желание впиться в ломоть и остаться на обед, я быстро метнулась в коридор и в спешке зацепила полку с книгами и опрокинула лежащий сверху толстый том сочинений Пушкина.
Степа на мгновение перестал терзать буханку.
В этот момент он был мне противен как никогда.
Громко чертыхнувшись, я выскочила на площадку и неожиданно попала в объятия бредущего снизу Стаса Ревицкого.
Его русая прядь полоснула меня по щеке. Я невольно отпрянула и наступила на задник собственной дурацкой туфли.
Черт, как жалко, что мои любимые шлепанцы…
Стас расплылся в улыбке.
— Куда ты так летишь, как бешеная?
— Сам ты бешеный! — не раздумывая, ответила я и легонько отпихнула его обеими руками.
— Даша! — окликнул он меня доброжелательно.
Я обернулась.
— Твое? — радостно вопросил Стас.
Я опустила глаза и увидела, что художник держит в руке мой шлепанец. Тот самый, который я бросила возле урны.
— Мое! — глядя на его умильный вид, я невольно расхохоталась.
— Ну так держи, Даша-растеряша! — вновь разулыбался сосед, и не успела я вымолвить, что его находка мне больше не нужна, как Стас уже исчез в своей квартире.
На площадку выскочило еще одно действующее лицо.
Это был Степа со сковородкой в
