«И ты должна успеть…» — вдруг вспомнилась его тревожная фраза.
— Не может быть! — наконец, прокричала я, и эхо откуда-то со стороны леса крикнуло мне в ответ:
— Может быть!..
— Ты проверил число? Сегодня 14-е! Первый тур 16-го! Я должна улететь завтра! Слышишь? Ты слышишь меня?!
— Слышу, — сказал вдруг Степа так отчетливо, как будто стоял рядом со мной. — Я и имел в виду завтра, 15 июня.
Я нахмурилась. Зачем этот болван отвлекает и путает меня?! Он мог бы сообщить мне эту новость и дома…
Но новость была еще не закончена. Голос Степы внезапно понизился до бесцветного шепота.
— Время отправления ноль часов двадцать две минуты. Почему я сказал сегодня?.. Просто это почти сегодня…
Ноль двадцать две?..
— Но ведь тогда я… Я не успеваю на игру! — закричала я в отчаянии, и эхо темного леса снова повторило за мной:
— Не успеваешь на игру…
— В том-то и дело…
— Тогда играть придется тебе! — произнесла я растерянно, но эхо опять переврало смысл и ткнуло мне прямо в лицо внезапно поднявшимся ветром колючее, острое слово:
— ТЕБЕ!!!
— Я не умею… — запаниковал Степа.
Темнота над лугом начала сгущаться. Времени на принятие какого-то другого решения не было.
Борис Тимофеевич, милый! Почему 0.22? Ну почему???
Степа молчал.
— Карты сделают все за тебя, — пряча отчаяние, как птицу в клетку, наконец, твердо сказала я. — Дай мне возможность положить их в игровой комнате. Я вернусь и научу тебя правилам. У нас нет другого выхода. Ты слышишь меня?
Тишина.
— Ты слышишь меня???
…
— Ты слышишь меня? — донесся из трубки Дашин голос. Но Степа не слышал его. Он вдруг услышал совсем другой, чужой разговор. Разговор, который вел человек в тельняшке возле подъезда дома по улице тупик Музейщиков, № 34.
В пылу своей оживленной беседы Степа не заметил, как в руке у Чекнецкого оказался сотовый. До его уха вдруг долетело знакомое имя.
— Добрый вечер, Олег Вадимович! Это Филипп, — голос звучал монотонно и бесстрастно. — Небольшая поломка. Я вызвал Тараса. Сегодня у нас игра на закрытие пари двадцатилетней давности. Да-да, память невесты! — легкий смешок шарахнул под ребра остолбеневшего Степу. — Она уже едет туда. Так вот кто там шарил, мерзавка! — Пауза. — Я думаю, скоро явится. Ждите!
Степа затрясся, как мокрый щенок, во все глаза таращась на фигуру мужчины в тельняшке. Олег Вадимович?.. Но разве… разве ОН, ОН САМ, ЗВОНИВШИЙ — не Олег Вадимович?..
«Это Филипп…»
Мысли в голове заспешили, начали спотыкаться и рушиться.
Значит, этот, в тельняшке — не Чекнецкий!
…А с чего мы взяли, что это он?
С того, что он вышел из этого подъезда и сел в машину?
Какой я дурак… Я так орал… Я САМ им все рассказал… И теперь Даша… О Господи!!!
— Ты слышишь меня? — надрывался Дашиным голосом телефон в его руке.
Степа вдруг увидел, как мужчина в тельняшке спокойно положил мобильный в карман, повернул голову и взглянул ему прямо в глаза. На рябоватом лице заиграла усмешка.
— Даша!.. — изо всех сил крикнул мальчишка в трубку. — Даша!
— Степа! Ты здесь? — обрадовались на другом конце.
И в это мгновение на Степину голову обрушился тяжелый удар.
Телефон выскользнул из его ладони и отлетел в сторону.
Степа упал головой в кусты.
И он уже не видел, как к подъезду подъехал точно такой же черный «Фиат», как тот, что стоял в глубине двора с проколотыми колесами.
С точно таким же номером — 662.
Человек в тельняшке подошел к нему, открыл заднюю дверцу и негромко сказал:
— Поехали, Тарас.
Машина медленно развернулась и двинулась в сторону Школьной аллеи.
ГЛАВА 46
Решив, что внезапная пропажа Степы — следствие плохой связи на безлюдном лугу, я в последний раз взглянула на стремительно сливающийся с землей горизонт и, выдохнув, сделала первый шаг.
«Дарьюшка.
Прости меня за то, что, не видя другого выхода, я прибег к твоей помощи. Прости меня, если сможешь. Прости меня, если успеешь. Прости меня, если эта ночь закончится».
Слова сами собой сначала закапали, а потом, как ручей, звеня, потекли в мою голову. Я шла по рельсам будто в сонном дурмане. Сбоку, вдалеке, темнели деревья, которые вдруг стали видеться мне высокими фигурами, принимающими причудливые позы, кривляющимися то так, то сяк…
Когда с горькой чернотой на сердце я подошла к избушке, небо уже окончательно слилось с землей, и над лугом воцарился непроглядный мрак.
Шевельнулась робкая надежда. Бабочка… Знает ли она обо мне?.. Помнит ли она…
Я собрала остатки храбрости и заглянула за угол.
Степа сказал, что все в порядке. Он задержал этих ужасных людей. И как только Бориса Тимофеевича угораздило попасть в их компанию?..
Я старалась думать о чем угодно, только не о том, что нужно идти. Нужно во что бы то ни стало шагнуть в проем этой высокой скрипучей двери, которая раскачивалась сейчас от какого-то невидимого ветра…
Степа сказал, что все хорошо. Все идет как по маслу, и пока еще в кафе безопасно… — мысленно повторила я.
И меня словно душной паутиной обволокла та ночь, когда я летела под купол люстры, отбиваясь от собравшихся внизу смрадных теней…
Я поежилась, согнав волну мурашек. Потом нащупала в кармане потрепанную колоду.
Нужно идти.
Фонарь вдруг мигнул единственным желтым глазом.
И это едва заметное движение света поторопило меня.
Я решительно завернула за угол и быстро юркнула внутрь «Лабиринта».
Как и прежде, там было темно и сыро.
Густую, как кисель, тишину, не нарушали ни смех, ни отдаленные возгласы, ни шелест близких шагов.
Ноги мои уже привычно возили тяжелый, рыхлый песок и вскоре я так же привычно и мягко рухну в дыру, которая всегда появлялась внезапно… Еще ни разу ощутить ее приближение я не смогла. Такое чувство, что она перемещается, снует по полу, как кошка… То придвигается ближе, то отползает дальше, вот и сейчас… По моим ощущениям, ей давно уже пора появиться под ногами, но ее все нет и нет…
А вдруг… — холодный ветер залетел прямо под кожу, взвился к горлу, — ее уже не существует? Вдруг она исчезла, и тогда мне не попасть в маленькую комнату с треснувшим дощатым столом, узким шкафом в углу и затхлыми пивными кружками, забытыми на скамейке? Вдруг…
И в это самое мгновение, когда опасные мысли уже вовсю царствовали в голове, пол под моими ногами, наконец, оборвался, и я со свистом полетела вниз.
«Здесь мало воздуха…», — первое, что заметила я, приземлившись.
Или от страха так схватывает горло, что этот сырой воздух не пробивается сквозь него внутрь?..
Бумс! В полумраке я наткнулась коленом на острый угол длинной скамьи.
Черт!
Не обращая внимания на резкую боль и очевидный скорый синяк, я двинулась дальше, в угол комнаты. Что-то подсказывало мне, что действовать нужно быстрее.
Даша! Даша… — еле слышный шорох откуда-то сверху.
Бабочка!
Сердце
