Провести целое расследование, едва не угробить Степу, прилететь за тридевять земель, пережить еще кучу страхов и неприятностей, и теперь — из-за какого-то мальчишки, пусть даже очень красивого — вдруг изменить решение и отдать ему победу!
…а сердце никак не желало прийти в согласие с рассудком.
Закутавшись в тонкое одеяло, как в кокон, я продолжала его увещевать.
Натерпеться страху в жутком «Лабиринте», и теперь… Ах да, еще потерять любимый шлепанец…
Шлепанец.
Воспоминание о нем резануло где-то под сердцем, и я, взвыв от острого укола, приподнялась на постели. Шлепанец встал передо мной, как настоящий — желтый, из плетеной кожи, с вышитым на боку цветком.
И тут я поняла, что в нем казалось мне странным.
Я поняла!!!
Мысли завертелись очень быстро, сами собой начали прикидываться и сопоставляться, передо мной пробежали события, фигуры, лица… и внезапно мне стало жарко.
И я поняла, что выход из тупика — НАЙДЕН!
И я уже ничего не боюсь!
Не выдержав напряжения, я вдруг расхохоталась во все горло!
Я ничего не боюсь!!!
И в этот миг раздался негромкий стук в оконное стекло.
И мое призрачное спокойствие рухнуло, как опрокинутые костяшки домино.
Это он… Чекнецкий!
Он разгадал мои коварные замыслы и сейчас унесет меня в…
— Даша! — раздалось снаружи. — Dasha, it's me, Lorenzo! (Это я, Лоренцо!)
В открытую створку окна просунулась знакомая рука, и в следующую секунду претендент на победу свалился к моим ногам.
— Уф! — выдохнула я и опустилась на пол с ним рядом.
Лоренцо радостно улыбался.
— Лоренцуша! Ты откуда здесь?! — поразилась я.
— Залез с задней стены, — объяснил он на английском, привлекая меня к себе. — Мне что-то не спалось. Мне не хотелось с тобой расставаться! — он заглянул в мои глаза, и в янтарных очах вспыхнул огонек страсти.
— Мне тоже! — обрадовалась я и запоздало испугалась. — Ты же мог сорваться!
— No, no! — покачал головой Лоренцо. — I was climbing! (Я занимался альпинизмом!)
И он снова горячо прижал меня к себе.
— My treasure! Where do you come from? (Сокровище мое! Откуда ты взялась?) — и он нежно тронул прядь моих русых волос, отливающих золотом.
Мы прильнули друг к другу, как два голубка.
Его взгляд упал на колоду.
— You play cards? (Ты что, играешь в карты?!)
— Sometimes… (Иногда…) — замялась я.
— Alone? (Одна?) — засмеялся Лоренцо.
— If you want, I will play with you? (Хочешь, с тобой сыграю?)
— Потом… попозже… — произнес он тихо, и моей щеки коснулись губы цвета спелой черешни.
Рука миланского гостя уверенно протянулась к ночнику, и свет погас.
Что я делаю?.. — успела подумать я, проваливаясь в сладкую негу его объятий.
Его лицо приблизилось к моему, и я вдохнула прохладу и морскую влагу, исходящую от его темных волос. Они касались моих щек, плеч, и все мое лицо утопало в их густом дожде. Острая дрожь пронзила меня с головы до ног. Как бутоны, расцвели на коже его горячие поцелуи. Я вбирала дурманящий запах его тела, чувствовала на щеке его дрожащие ресницы, и от этого разбивались в небе звезды, уплывало сознание, рассекая день и ночь, соединяя землю и небо.
Всю необыкновенную нежность, угадывающуюся в очертаниях губ, всю сладость, растворенную в их неповторимых изгибах, он отдавал мне, как весенняя ночь отдает самый прекрасный сон. И, впитывая все это удивительное сплетение нежности, страсти и боли, чувствуя неровное дыхание и прерывистый шепот возле уха, я уплывала на неведомых волнах все дальше и дальше…
А потом он так же сладко спал, раскинув руки, а я сидела возле него и любовалась, видя, как лунный луч высвечивает очертания его божественной фигуры.
Там есть прекрасный бледный мальчик
И он ночами сладко спит
И лунный свет лучом неярким
Спокойный сон его хранит
Пусть ночь ласкаясь припадает
К его рассыпанным кудрям
Пусть нежный сон блаженно тает
Склоняясь к бледнеющим щекам
Пусть тихий ветер обвевает
Его закрытые глаза
Пусть тень от шторы поцелует
Его в прохладные уста.
Внезапно Лоренцо открыл глаза, поднял голову и испуганно огляделся вокруг. Увидев меня, сидящую рядышком, облегченно улыбнулся, и взгляд его просветлел.
— Tu sei qui… Vieni qui, Dasha! Tu sei la mia preferita! Non sono mai stato… (Ты здесь… Иди сюда, Даша! Ты — моя любимая! У меня еще никогда так не было…) — итальянские слова рассыпались, как жемчужины.
— У меня тоже… — прошептала я.
И он уложил меня рядом и крепко обнял пахнущей морем рукой.
ГЛАВА 63
Потянулись долгие дни ничем не омраченного счастья. Ощущение близости последнего тура, который должен был состояться через три дня, притупилось и ушло. Существовало только южное солнце, теплые волны моря, машина с открытым верхом — и нежность, нежность без конца.
Рано утром мы садились в машину и ехали завтракать. Потом бродили по миланским улочкам, заходили в музеи, в сувенирные магазины или сразу отправлялись к морю. Мне хотелось посетить соседние Бергамо и Парму, и, конечно, город влюбленных — Верону, но вырваться удалось только в старинный город знаменитых скрипичных мастеров Кремону — слишком мало времени было у нас на развлечения…
Ведь после обеда мы расставались — Лоренцо нужно было заниматься и готовиться к следующему, решающему выступлению.
И только ночью он снова возвращался ко мне. И вновь меня опаляло его жаркое дыхание, и вновь сплетались в объятиях наши тела, и лишь к утру наше страстное биение, наконец, затихало, и, приникнув друг к другу, мы засыпали, как птицы на ветках, чтобы завтра все повторилось сначала.
Мы говорили обо всем на свете — я узнала, что Лоренцо старше меня на два года, но учится только на третьем курсе училища, потому что позже меня начал учиться музыке, а потом пропустил еще год из-за болезни. Что его мама — певица, а отец — банкир. Что у него есть младшая сестра Констанция, которая пишет чудесные картины и мастерит поделки из дерева.
Мы говорили обо всем на свете, кроме связавшего нас конкурса исполнителей на гитаре и того деликатного момента, что либо я, либо он сбросим другого с пьедестала. Мы избегали этой темы, или она избегала нас.
Мне тоже нужно было заниматься, но я не могла. Я снова и снова отправлялась бродить по Милану и возвращалась домой только к вечеру.
И лишь на исходе третьего дня я, наконец, вытащила из футляра гитару и достала уже немного подзабытые ноты «Эха».
Но стоило мне издать первый звук, как дверь отворилась, и вошел Чекнецкий. Он был в синем атласном халате,
