Даже если Близар на весь город прокричит, что он просил моей руки, а я не согласилась — мне не будет легче.
А что будет легче? Если он предложит выйти за него по-настоящему, и я соглашусь?
Когда вдали показались знакомые крыши Любека, я готова была выпрыгнуть из саней и бежать куда угодно, но только не к дому.
Но сани уже въезжали в ворота, и уже попадались навстречу люди, которых я знала с детства. И хозяин хлебной лавки, и учитель музыки, и белобрысая хохотушка Лилиана, с которой мы вместе ходили в воскресную школу.
Все они провожали наши сани взглядами, некоторые останавливались и глядели вслед, а мальчишки тут же помчались вдогонку, чтобы прокатиться на запятках. Самым смелым тут же запорошило глаза снежной пылью — ведь запятки были заняты, там ехала невидимая Аустерия.
Мне не было нужды говорить, куда ехать — Сияваршан и Велюто безошибочно бежали по городским улицам, и вскоре остановились перед моим домом. Нас не ждали, и никто не вышел встречать, но Близара это не смутило. Он пинком открыл дверцу, выскочил из саней и опустил лесенку, чтобы мне удобнее было выходить. И подал руку, чуть ли не с поклоном.
В соседних домах, по ту сторону стекол, покрытых морозными узорами, заметались тени. И на серебристой поверхности то тут, то там появлялись черные пятна — это любопытные соседи растапливали во льду «глазки», чтобы лучше видеть.
Кутаясь в белоснежную шубу, я вышла из саней, не принимая руки колдуна, и пошла сразу к воротам, даже не позаботившись о сумках, мешках и сундучках.
Первой, кто меня увидела, была кухарка. Она шла из кладовки в кухню и несла миску сухого гороха. Кухарка ахнула, миска полетела вниз, горох со стуком запрыгал по полу.
И словно с меня, как с заколдованной снежной принцессы, было снято проклятье — я расплакалась и бросилась обнимать и кухарку, и Тиля, который выскочил из соседней комнаты. Появилась мачеха — и застыла, уставившись не на меня, а на мою шубу. Я просто поклонилась мачехе, обнимать ее показалось мне слишком уж явным лицемерием, да и она не сделала попытки встретить меня по-родственному.
— Где папа? — спросила я, и Тиль потащил меня в спальню отца.
Я даже не оглянулась, чтобы посмотреть — зайдет ли Близар в дом сразу или дождется приглашения, но судя по тому, что кухарка ахнула во второй раз, колдун не стал топтаться на крыльце.
Отец полусидел в постели, в халате и ночном колпаке, и читал газету. Когда я вошла, папа оторвался от чтения, удивленно посмотрел на меня, явно не узнавая, а потом еле слышно выдохнул:
— Фани!.. — газета упала и соскользнула по одеялу на пол.
— Это Фани, — сказала я, усаживаясь на краешек кровати. — Твоя дочка-путешественница! Пап, почему у тебя такие холодные руки? Я скажу, чтобы принесли вторую жаровню.
— Да погоди ты с жаровней! Дай мне на тебя посмотреть!
Тиль принялся скакать вокруг, как козленок на лужайке, пока папа не отправил его прочь, чтобы не мешал поговорить.
— Ты задержалась, — папа был рад, я видела это, хотя он и старался скрыть эту радость, стесняясь слишком явных проявлений чувств. — И даже строчки не чирканула! Я получил твое письмо только недавно…
Я расцеловала его в обе щеки и заверила, что в столице было так интересно, что забываешь обо всем.
— Кларисса говорила, что вы виделись на королевском балу…
— Жаль, что тебя там не было, — пошутила я, — тогда бы мне не пришлось скучать.
— Скучать при дворе короля? — отец засмеялся, но замолчал и посмотрел куда-то в сторону.
Я оглянулась, уже зная, кого увижу.
Близар зашел следом за мной и учтиво поклонился. Он снял плащ и протянул мне прямоугольный плоский сверток:
— Это подарок господину Антонелли. Разверни, пожалуйста.
— Не стоило беспокоиться, — ответил отец вежливо, а я, чтобы скрыть смущение, занялась упаковкой.
Черная ткань в четыре слоя обвивала что-то тяжелое, с острыми углами… Картина? Последний слой был убран, и я замерла, до боли сжав раму черного дерева. Это и в самом деле была картина — красивая моодая женщина в черном платье, в небрежно наброшенной на плечи белой шубе… Бриллианты сверкали в ее диадеме, в ожерелье, на браслете, сжимающем запястье поверх перчатки. У женщины были темные волосы и огромные, темные, немного печальные глаза. Она смотрела на меня, как будто о чем-то безмолвно спрашивая — красивая, грустная, очень похожая на меня. Вернее, это я была похожа на нее. Потому что на портрете была изображена мама. Но лицо было мне знакомо, а вот наряд — нет. В таком платье, в бриллиантах, я никогда не видела ее в жизни.
— Дай мне, — сказал папа внезапно изменившимся голосом, и я протянула портрет ему.
Он долго смотрел на него, а мы с Близаром молчали.
Наконец, папа осторожно положил портрет на прикроватный столик и глухо сказал, не глядя на колдуна:
— Благодарю.
— Я думал, вам приятно будет получить его, — сказал Близар.
— Вы правы, — ответил отец так же коротко.
Повисла неловкая пауза, но тут в комнату заглянул Тиль и сказал громким шепотом:
— Фани! Пойдем покажу, каких оловянных солдатиков подарил мне господин Близар!..
— Конечно, самое время полюбоваться солдатиками! — сказала я нарочито весело. — Папа, мы пойдем, поздороваемся с остальными, а потом я вернусь и расскажу тебе все-все!
— Подождите, господин граф, — позвал отец, и я мигом вытолкала Тиля за дверь, потому что понятия не имела, что сейчас будет сказано. — Признаться, я не верил в этот брак, но надеюсь, вы сделаете мою дочь счастливой.
Я опустила глаза, мне было неимоверно стыдно, ведь бедный папочка не знал, что о браке с графом и речи не шло. То есть шло, но все это было обманом. И я не представляла, как могу рассказать об этом отцу.
Близар не стал лгать, но и правды не сказал, и лишь еще раз поклонился.
— Мы зайдем позже, папа, — сказала я и почти выбежала вон.
За последующий час в нашем доме побывали, наверное, почти все жители Любека. Всем вдруг понадобилось заглянуть к нам —
