Потому что он вдруг увидел своё отражение в колодце. А вернее, два отражения. В обеих половинах колодца отражалось его лицо, искажённое бешеной злобой. Никогда ещё он не видел себя таким.
– Я похож… я похож… – Жэньди задыхался, – на отца!
В сердце словно воткнули острый клинок. То, что отражалось в воде, видеть было невыносимо. Воспоминания, боль, жалость – всё перемешалось и на миг ослепило его.
Когда зрение прояснилось, Жэньди снова посмотрел на два своих отражения. Лица, глядевшие на него из воды, были теперь встревоженными и несчастными. Он чувствовал себя так, словно много дней бежал без остановки. Слёзы жгли глаза. Но вода и стена оставались всё такими же недвижными и неизменными, как небо над головой.
Глава 13
К ужину Жэньди опоздал: мало того, что вёдра после падения стали протекать, – их теперь ещё и приходилось таскать в руках, ведь шест-то он сломал! Так что когда он наконец вошёл в столовую, все взгляды устремились на него. За едой он так и чувствовал всеобщее ожидание, сгустившееся даже сильнее, чем липкий летний воздух.
Господин Шань что-то сказал жабе, и жаба квакнула словно в ответ. Хозяин Чао, против своего обыкновения, пристально смотрел на Жэньди, пока тот клевал по рисинке из своей плошки. Тёмная грубая плошка цвета обгорелой древесины казалась Жэньди непривычно тяжёлой. Он не сводил с неё глаз, стараясь не взглянуть случайно на госпожу Чан. А госпожа Чан не говорила ни слова.
Жэньди по одному выуживал палочками зёрнышки риса и жевал их долго и усердно. Все остальные уже доели. Небо темнело и наливалось тяжестью. У Жэньди внутри всё сжималось. Скоро опять ночь с её всхлипами и завываниями, а тут ещё и историю рассказывать, какую – неведомо. Может, придумать какую-нибудь отговорку или притвориться, что…
Пэйи выразительно вздохнула.
– Ну давай, Жэньди, начинай! – сказала она. – А то сидишь тут и придумываешь, как бы выкрутиться.
– Жэньди просто выбирает, что рассказать, я уверена, – сказала госпожа Чан. – Не спеши, Жэньди, мы подождём столько, сколько нужно.
Жэньди залился краской стыда – он-то знал, что права Пэйи, а не великодушная госпожа Чан. Но внезапно, словно по волшебству, из него вырвалось:
– Я готов.
– Правда? – недоверчиво уточнила Пэйи.
– Да, – твёрдо сказал Жэньди и приступил к рассказу.
Однажды давным-давно жил-был могущественный чиновник-магистрат. Его дети, сын и дочь, знали – хоть от них это и пытались скрыть, – что их отца все называют «магистрат Тигр». Это имя ему очень шло, потому что магистрат вечно рычал – на слуг, на жену и даже на детей. И стоило ему зарычать, как все мгновенно бросались выполнять его прихоти.
– В наших жилах, – гремел магистрат Тигр, обращаясь к своим детям, и его зелёные шёлковые рукава хлопали на ветру, точно крылья, – в наших жилах течёт кровь величайшего правителя и героя! Наша цель – заставить этот мир вновь пасть к нашим ногам!
Дети магистрата Тигра, конечно же, знать не знали, о чём говорит отец, а спросить боялись, потому что трепетали перед ним. Но они знали одно: отец не жалеет времени и сил, чтобы стать ещё могущественнее, и даже надеется, что сам император отметит его и приблизит к себе. Магистрат Тигр нередко выезжал в столицу, рассчитывая свести знакомство с императорской семьёй. Дети не знали, преуспел ли он в этом, но всегда радовались его отлучкам. При виде поджидающей отца кареты сын чувствовал себя птицей, выпущенной из клетки.
Не рычал магистрат Тигр только на тех, кто был важнее и знатнее его. Когда он говорил с герцогами и князьями, голос его делался мягким и шёлковым. Должно быть, они тоже звали его магистратом Тигром – но для них он не рычал, а урчал как кот.
И, как вскоре выяснил его сын, одним урчанием дело не ограничилось. Однажды магистрат Тигр привёз с собой из поездки дорогой цинь. Магистрат Тигр никогда прежде не проявлял интереса к музыке, поэтому все домочадцы очень удивились, увидев в его руках струнный инструмент, – и совсем изумились, когда магистрат Тигр принялся учиться на нём играть.
Разучив несколько простых песенок, магистрат Тигр позвал сына и дочь. В своём изумрудно-зелёном одеянии он вручил им по миске риса и, прихватив с собою цинь, приказал идти в сад.
Они остановились перед прудом, где резвилось множество ярко-оранжевых карпов. Магистрат Тигр поставил детей по обе стороны от себя и велел им бросать рис в воду, а сам заиграл на цине. Рыбы, завидев угощение, стали выпрыгивать из воды и ловить рисинки.
Так продолжалось изо дня в день. Магистрат Тигр играл на цине, дети бросали рис в воду, рыбы устремлялись вверх за угощением. Магистрат Тигр приказывал детям подбрасывать рис всё выше и выше, и рыбы тоже прыгали всё выше и выше, а дети смеялись, и сыну магистрата, кажется, впервые было так хорошо и так весело с отцом.
Но однажды, играя на дереве близ беседки, стоявшей у самого пруда, сын увидел, как отец в своём обычном изумрудно-зелёном шёлковом одеянии прогуливается с цинем в руках в компании незнакомца. Незнакомец этот вышагивал, держа голову так высоко, словно она у него вовсе не клонилась к земле. Судя по его изысканным одеждам, это был чрезвычайно важный вельможа, а может, и кто-то из императорского рода. Сын магистрата, которому вообще-то не разрешалось лазить по деревьям в саду, поспешил спрятаться в густой листве.
– Ах, герцог Чжэ, – сказал магистрат Тигр самым своим бархатным и кошачьим голосом, – для меня огромная честь, что вы наконец-то приняли моё приглашение и соблаговолили нанести мне визит.
– Когда я услышал, что вы такой знаток музыки, то понял, что не могу не навестить вас, – ответил герцог.
– Неужели? – изумился магистрат Тигр.
– Да, – ответил герцог Чжэ. – Музыка многое говорит о человеке, верно? В ней проявляется наша сущность, наши чувства и мысли…
– О да, – подхватил магистрат Тигр, кивая. – Я слышал, что вы приверженец этого древнего учения о музыке…
– Пожалуй. – Герцог Чжэ улыбнулся. – Даже не только о музыке, но о звуках в целом. Истинный, чуткий ценитель расслышит то, чего не услышат другие. Звук и чувство неразделимы.
– Я тоже часто думаю об этом, – сказал магистрат Тигр и замер у пруда, словно погрузившись в размышления.
– Однако я здесь не затем, чтобы вести философские беседы, – сказал герцог Чжэ. – Я приехал послушать вашу игру! Чем изысканнее музыка, тем благороднее музыкант – не так ли?
– Я играю пока неуклюже, я только учусь, – смиренно ответил магистрат Тигр. – Однако изо всех сил стараюсь, чтобы в моей игре отразились мои самые благородные порывы.
И, не тратя больше слов, магистрат Тигр тронул струны своего циня. Услышав знакомые звуки, рыбки тотчас начали выпрыгивать из воды, надеясь,
