Однако поговорить с Пэйи ему так и не удалось – в столовой было людно и шумно. Герцог Чжэ и его слуги наконец проснулись и теперь требовали завтрак, хотя время шло к обеду. Жэньди даже рта не успел открыть, а они с Пэйи уже метались, накрывая столы. Хозяин Чао, весь в трудах, утирал пот со лба.
Герцог и его люди не смеялись и не шутили, как накануне вечером – неужели это было всего лишь накануне вечером? Теперь у них были набрякшие веки и сиплые голоса, а герцог к тому же явно был не в духе: он раздражённо хмурился и то и дело прикасался к вискам. Всё это, скорее всего, были последствия вина, разбавленного снотворным. Завтрак они съели быстро и без всякого удовольствия и отправили Жэньди за лошадьми.
Покрывая лошадок попонами, Жэньди взглянул на свои руки. «Разве это руки богатенького неженки?» – сказал Фан. Когда Жэньди впервые появился в гостинице, руки у него были белые и мягкие, как свежесваренный рис. Теперь они стали смуглыми, покрылись шрамами…
Однако они по-прежнему прекрасно чувствовали нежность ткани. Шёлк попон был прохладным на ощупь и таким тонким и гладким, что даже по загрубелой коже скользил без зацепок. Жэньди даже на миг прижался к нему щекой, зажмурившись.
Он вывел лошадей. Герцогские слуги одних впрягли в кареты, других оседлали. Герцог лениво наблюдал, ожидая, когда они закончат, Пэйи и хозяин Чао тоже ждали, чтобы попрощаться с гостями. Жэньди глубоко вздохнул и решительно подошёл к герцогу.
– Прошу прощения, достопочтенный герцог, позволите ли вы мне обратиться к вам? – спросил Жэньди и низко поклонился. Он так и чувствовал на себе взгляды Пэйи и хозяина Чао.
– Да? – сказал герцог с оттенком раздражения в голосе.
– Тот мальчик, которого вы ищете, сын магистрата Тигра… – начал Жэньди и спиной почуял, как Пэйи, ушки на макушке, подкрадывается ближе.
– Какая дерзость, – резко оборвал его герцог, – называть магистрата прозвищем, которое дали ему глупые слуги! Его зовут магистрат Ван!
– Да, магистрат Ван… в смысле, его сын… вы ведь его ищете? – Жэньди запинался от волнения. – Он… я… не там, где…
– Да, да, – нетерпеливо сказал герцог. – Мы едем на юг, – он махнул рукой, указывая направление, – в Город в Дальнем Далеке. Думаю, похитители повезли его именно туда.
– Вы не… вы не найдёте его в Городе в Дальнем Далеке, – выговорил Жэньди. Краешком глаза он увидел, как Пэйи недоумённо хмурит брови.
– А я думаю, что найду, – отрезал герцог. – У меня самые быстрые кони во всей округе, такие же, как у императора. Мы догоним похитителей!
– Но никаких похитителей нет… – снова попытался Жэньди. Лицо его горело. Слуги герцога тем временем закончили запрягать и седлать коней и уже распахнули для герцога дверь кареты.
– Не беспокойся. – Герцог поставил ногу на подножку и одарил Жэньди снисходительной улыбкой. – Я влиятельная персона, и у меня есть свои методы. Тебе не понять.
– Но… но… – в панике залепетал Жэньди. Между тем кони тронулись и карета стала удаляться. – Сын магистрата – он не там! Не в том городе!
– Ничего, справимся! – крикнул из окошка кареты герцог и небрежно махнул рукой. – Мои люди найдут кого хочешь. Из-под земли достанут!
Жэньди не нашёлся что сказать. Он лишь растерянно смотрел вслед герцогу, вместо того чтобы кланяться на прощание, как делали Пэйи и хозяин Чао. Облако пыли взметнулось ввысь, словно выдох подземного дракона. Когда оно скрыло кареты и всадников от глаз Жэньди, он ощутил странную смесь облегчения и разочарования.
Глава 30
Когда Жэньди, Пэйи и хозяин Чао вернулись в гостиницу, было уже далеко за полдень. Они тотчас приступили к своим обычным обязанностям и смогли сделать передышку, только когда госпожа Чан и господин Шань пришли ужинать.
Все сели за стол – все, кроме Жэньди.
– Госпожа Чан, – сказал он, – я хочу рассказать историю.
Пэйи уставилась на него с таким же любопытством, как утром, когда он говорил с герцогом, но госпожа Чан вовсе не выглядела удивлённой. Она кивнула, и Жэньди начал свой рассказ.
Магистрат Тигр очень гордился императорскими призами. Ган он наполнил водой с золотыми рыбками и поставил на самое видное место в зале для приёмов. А прямо над ганом, на полку высоко под потолком, он поместил бело-голубую миску для риса на золотой подставке. Всем посетителям, желая впечатлить их своей мудростью, он рассказывал, как ответил на немыслимо сложные загадки императора.
Сын магистрата Тигра презрительно хмыкал, вновь и вновь слушая отцовский рассказ, который от раза к разу обрастал всё более удивительными подробностями. «Он нам даже спасибо не сказал, – говорил мальчик сестре, обиженно выпятив губу. – Миска и ган по праву должны быть нашими!»
Со временем обида не утихала, а лишь разгоралась сильнее. И вот однажды мальчик стоял на пороге отцовского зала для приёмов – входить туда ему было запрещено – и жадно вглядывался внутрь. Золотая подставка вспыхнула на солнце. Это знак, решил мальчик. «Я только посмотрю», – сказал он себе и вошёл.
Неслышно, на цыпочках, он приблизился к большому гану. Ган был выше него и шире в обхвате и походил на сосуды, в которых делают вино. Только, в отличие от простых и грубых глиняных ганов, этот был из тончайшего фарфора, на ощупь гладкого и холодного, как отполированный нефрит. Мальчик привстал на полку и заглянул в ган. Дюжина оранжевых рыбок резвилась в воде, словно маленькие колышущиеся огоньки. На мальчика взглянуло его отражение – в глазах плескалась тайна, – и над головой что-то ярко полыхнуло.
Он посмотрел вверх и увидел высоко над собой бело-голубую миску для риса, застывшую на золотой подставке. Мальчик потянулся за ней, но рука его доставала лишь до дна подставки. Он забрался повыше, на полку, что висела над ганом. Дотянется ли он до миски? Да!
– Что ты делаешь? – раздалось у него за спиной.
Мальчик резко развернулся – и, к своему изумлению, увидел сестру. Она смотрела на него разинув рот. Но не успел он вымолвить и слова, как бесценная миска выскользнула у него из пальцев. Он, судорожно пытаясь поймать миску, наклонился, покачнулся, поскользнулся и – плюх! – упал прямо в ган!
Холодная вода обожгла, заполнила глаза и рот. Он бился локтями о скользкие стенки, но не мог нащупать край. Плыть он не мог – было слишком тесно. Дна под ногами не было. Мальчику казалось, что невидимые руки тянут его вниз. Он бился и извивался, но вода давила, не выпускала. Лёгкие уже горели огнём – сухим, жарким, удушающим. Он смутно слышал крик сестры. Руки у неё были слишком короткими, чтобы дотянуться до него, и слишком слабенькими, чтобы перевернуть
