Хр-р-рясь! Вода отхлынула от лица, и мальчик оказался на полу, захлёбываясь и кашляя. Сестра была рядом, она держала его голову. О, воздух, прекрасный, сладкий воздух! Тьма в глазах отступила, и он понял, что произошло.
Сестра не могла ни вытащить его, ни перевернуть ган, а позвать на помощь она боялась, поэтому она взяла со стола тяжёлый чернильный камень и что было сил метнула в ган. Тонкий фарфор треснул как яичная скорлупа, и тогда она разломила ган и сумела вызволить брата. До чего же она умна! Мальчик смотрел на неё с благодарностью.
– Это ещё что такое? – раздался грозный рёв, и дети задохнулись от ужаса. Отец!
Острый, пронзительный взгляд магистрата Тигра охватил сразу всё: промокшего до нитки сына, побелевшее лицо дочери, упавшую на пол миску для риса, лужу воды, умирающих рыбок и, наконец, осколки его дорогого, бесценного, подаренного императором гана.
– Мой… ган… мой… – Хриплый его голос перерос в громовой рёв раненого зверя. Дрожащими руками он схватил осколки и уставился на них, не веря своим глазам. – Он разбит!
– Это сделала я, – сказала девочка дрожащим голосом.
– Чтобы спасти меня! – быстро добавил мальчик. – Я тонул!
– А МНЕ ПЛЕВАТЬ! – взревел магистрат Тигр, и в этом рёве смешались боль и гнев. – МОЙ ГАН! ПОДАРОК ИМПЕРАТОРА!
– Мы больше не будем… – прошептала девочка, всхлипнув.
– БОЛЬШЕ НЕ БУДЕТЕ? ВСЕГО ЛИШЬ ТОЛЬКО БОЛЬШЕ НЕ БУДЕТЕ? АХ ВЫ НИЧТОЖНЫЕ ЧЕРВЯКИ! – Ярость магистрата Тигра взорвалась фейерверком и обрушилась на детей тысячью петард. Он потрясал осколками гана. – ДА ЭТИ ОБЛОМКИ ВО МНОГО КРАТ ЦЕННЕЕ, ЧЕМ ВЫ!
Девочка трепетала, как воздушный змей, подхваченный тайфуном, но мальчик оставался странно спокойным. Как будто красный уголёк, медленно тлевший внутри, внезапно разгорелся. Отец видел сына на полу, отец понял, что сын едва не утонул, – но бросился не к нему, а к разбитому гану!
Сердце мальчика сжалось от горечи и обиды; ярость, всколыхнувшаяся в нём, была сродни отцовской. Мать солгала ему! И сестра тоже! Все солгали! Отец рычал, лгал и обманывал не ради него! Отцу на него наплевать! Разбитый ган ему дороже сына! Мальчик внезапно ощутил, что ненавидит всех. Всех и всё. Мать, сестру, отца, свой дом. Пропади это всё пропадом. Пропади он сам пропадом.
С этой мыслью мальчик схватил мокрую, чудом уцелевшую миску для риса и встал. Не сказав больше ни слова, он вышел из зала, оставив за спиной и злобный рёв, и жалобные всхлипы.
– Но ведь это ещё не конец истории? – спросила Пэйи.
Жэньди пожал плечами. В небе, как и в столовой, стояла напряжённая тишина. Солнце уже опустилось за горизонт, но всё ещё было светло.
– Что было дальше? – настаивала Пэйи. – Что сделал мальчик?
Жэньди открыл было рот, но слова никак не находились.
– Он убежал, верно? – мягко сказала госпожа Чан. – Убежал, потому что не мог оставаться в доме, где кусок фарфора любили больше, чем его.
Жэньди по-прежнему не находил слов. Небо порозовело.
– Наверное, он сбежал, прихватив с собой денег, – размышляла вслух госпожа Чан. – Но ведь деньги рано или поздно кончаются…
Жэньди снова не смог выдавить из себя ни звука. Розовое небо постепенно делалось лиловым. Золотистое сияние затопило комнату.
– Возможно, он даже продал свою дорогую одежду и прятался в повозках и кибитках, надеясь уехать как можно дальше от дома, и у него совсем-совсем ничего не осталось, кроме грязных лохмотьев, – продолжала рассуждать госпожа Чан. – Но, может быть, ему повезло и кто-то захотел нанять его для подсобных работ…
Слёзы подступили к глазам Жэньди, и из горла вырвался всхлип. Точно такой же печальный всхлип, который он так часто слышал от неба. Слёзы потекли градом, перед глазами всё расплывалось, и он не видел ни Пэйи, ни хозяина Чао, ни всех остальных, кто обступил его и утешал.
Не видел, но чувствовал.
Глава 31
В ту ночь Жэньди снова лежал в постели без сна. Он думал о Фане и Лю и обо всём, что случилось. Неужели отец и правда его ищет? Жэньди запутался в своих мыслях и чувствах. Он смотрел в чёрное небо и слушал стоны, которые отдавались в ушах всё громче.
Кто же это плачет – или что же? А главное (об этом Жэньди задумался впервые) – из-за чего? Если кому-то плохо, больно, страшно, то почему никто ему не поможет?
Но госпожа Чан сказала, что ей слышны лишь слабые отголоски. А остальные, похоже, вообще ни сном ни духом. Интересно, а господин Шань? Жэньди вспомнил, как господин Шань выпрямился и замер, когда раздался стон. Может быть, он тогда что-то услышал? Но неужели никто не слышит эти звуки так, как слышит Жэньди? Этот жалобный, призывный стон, который зовёт, и просит, и молит?
Он сел на кровати. Тот, кто там плачет, делает это уже много недель! Может быть, никто ему до сих пор не помог, потому что Жэньди – единственный, кто по-настоящему слышит его. Его внезапно охватил стыд. С тех пор как до него начали доноситься эти стоны, он всегда думал только о себе и никогда – о неведомом страдальце и о том, чем ему помочь.
Ну что же, решительно подумал Жэньди, теперь-то он разузнает и поможет. Настал его черёд спасать других. Он встал, достал из комода простую тряпичную сумку, которую сложил, казалось бы, так давно – и принялся перебирать свои пожитки. Что может пригодиться для такого случая? Запасная одежда? Ткань для перевязки? Нож? Может быть, это плач от голода? Тогда нужна ещё еда и кувшин вина…
Жэньди на цыпочках прошёл в кухню, собрал всё, что, как он думал, могло ему пригодиться, и забросил сумку на плечо. Сумка стала довольно увесистой. Потом взял фонарь, до краёв заправленный маслом, и крадучись вышел из гостиницы.
Тёмная ночь была полна печальных стонов, и на миг Жэньди показалось, что они доносятся прямо с чистого неба над головой. Он вслушался и определил направление. Посветив туда фонарём, он ахнул.
Стоны доносились с Каменного Блина! Каменного поля, которое простиралось на сотни ли! Он же там заблудится!
Стоны повторились. Жэньди глубоко вздохнул. Может, тот, кто плачет, оттого и плачет, что заблудился? И если Жэньди хочет его спасти, ему никак нельзя заблудиться самому. «Нужно пометить мой путь, – сказал он себе, – чтобы найти дорогу назад».
Он развернул фонарь обратно и осветил двор гостиницы, надеясь найти что-то подходящее. Свет фонаря выхватил из темноты холмик пустых улиточьих панцирей – отходы от нового блюда в кухне хозяина Чао. За день на солнце панцири высохли, и их была целая гора.
– Вы-то мне и пригодитесь, – прошептал Жэньди, горстями ссыпая
