— Родители были не способны оплатить даже месяц, — сказал Сантьяго, просматривая книжку отца, в которой он вёл учёт прибыли, — поэтому они пропустили оплату, но с каждым месяцем становилось только хуже.
— Почему они ничего нам не говорили? — поинтересовался Альваро, всматриваясь в вещи родителей, — как они думали решать эту проблему?
— Видимо они уже давно планировали продать таверну и купить ранчо за пределами Мехико, — Алехандро резко разрезал тишину и указал на старое письмо, что писала их мать своей старой подруге.
— А мы ничего и не знали, — тихо протянул Мигель, присаживаясь рядом с Сантьяго, — прямо до самого конца.
В этой небольшой каморке повисла тишина, которую никто не хотел разрушать. Каждый из братьев молчал, погружённый в свои мысли, которые путались всё сильнее и сильнее с каждой секундой. Братья жили каждый божий день этих полгода в неведение. Возможно, их родители просыпались каждое утро каждого дня и вставали, и продолжали улыбаться, словно бы всё было хорошо, словно бы так и надо. Каждый новый день напоминал им их собственный ад, из которого они хотели выйти самостоятельно, чтобы их родные и такие драгоценные дети ничего не узнали. Как сказала когда-то сеньора, они лишь молодые люди, которые должны весело и беспечно прожить свою юность и молодость.
Эту удушающую тишину разрушил мягкий голос, который принадлежал Рэмире.
— Сантьяго? Есть кто-нибудь?
— Это Рэмира, — Сантьяго узнал голос своей возлюбленной и поспешил на первый этаж. Братья поспешили прямиком за старшим братом.
Внизу стояла Рэмира, придерживая цветочный платок на своих плечах и осматриваясь вокруг. Также рядом с сеньоритой стояли Милагрес и Пабло Гарсия, что присели на деревянные стулья. Они столкнулись с Рэмирой на крыльце, и та любезно пригласила их зайти, сказав, что ребята уже должны были вернуться из государственной канцелярии.
— Что? Десять тысяч песо? — Рэмира случайно выпустила стакан из своих рук, — почему так много?
— У вас есть возможность выплатить долги родителей? — поинтересовалась Милагрес, поглаживая юбку цвета молока.
— У нас и близко нет таких денег, — проговорил Альваро, присаживаясь на стул рядом с Милагрес.
— А как насчёт наших ассигнаций, что достались нам от отца? — поинтересовался Пабло.
— Мы сможем начать ими распоряжаться только через месяц, это слишком много, — грустно отозвалась Милагрес.
— Я могу продать свою цветочную лавку, — проговорила Рэмира, мысленно подсчитывая деньги в своей голове.
— Я тебе не позволю продать свою лавку, — резко и грубо отрезал Сантьяго, смотря в глаза светло-миндального оттенка.
— Таверна сейчас дороже, — также грубо ответила сеньорита.
Эти двое ещё даже не поженились, а уже ссорятся как пара, что прожила вместе лет двадцать.
— Сеньорита Рэмира, нет смысла идти на такие жертвы, — отозвался Мигель, привлекая к себе внимание, — не думаю, что деньги с продажи вашей лавки покроют наши долги.
— А что насчёт нашей гасиенды? — поинтересовался Пабло, поворачиваясь лицом к своей старшей сестре, — эти деньги однозначно покроют всё.
— Ах, Пабло, — мягко отозвалась сеньорита, аккуратно положив ладонь младшего брата в белой перчатке в свою, — пока мы продадим нашу гасиенду, пройдёт столько времени, боюсь, банк не будет столько ждать.
— У нас совершенно нет времени, — тихо проговорил Алехандро, видимо, всё же конец таверне настанет именно так.
Пабло поник и опустил свой взгляд на чёрные брюки, ещё неделю назад он бы и не подумал, что ему будет дорога судьба этой несчастной дыры. Эта дыра — это то место, в которое он хочет возвращаться, место, которое, кажется, спасёт от всех бед и невзгод. Пабло приложил свою ладонь к груди, но в эту же секунду почувствовал записную книжку во внутреннем кармане.
— Постойте-ка, — проговорил Гарсия, доставая записную книжку своего отца.
— Это книжка отца? — Милагрес пригляделась к небольшой записной книжке, что была обтянута красным бархатом, — откуда она у тебя?
— Взял с рабочего стола в отцовском кабинете, — отозвался молодой человек, заглядывая внутрь.
— Чем нам может помочь записная книжка твоего отца? — поинтересовался Панчо, подходя ближе к Гарсия и заглядывая внутрь.
— А вот чем, — Пабло открыл нужную страницу и показал её всем здесь присутствующим, — отец записывал фамилии людей, что должны ему деньги.
— Здесь есть одно имя, — проговорила Милагрес, вглядываясь в фамилию, что была выведена чёрными чернилами на жёлтом листе записной книжки.
— Дон Сев Гальеро, — Пабло поднял густые чёрные брови.
— Владелец виноградных плантаций Гальеро близ Мехико? — Альваро слегка ухмыляется, поднимая уголок своих красноватых губ, — неужели он должен деньги дону Гарсия?
— Не просто деньги, а целых двадцать тысяч песо, — после этого Пабло закрыл отцовскую записную книжку и убрал её во внутренний карман.
Дон Гарсия, даже находясь в тюрьме, может быть очень полезным.
— Двадцать тысяч — это же просто баснословные деньги, — присвистнул Панчо, хлопая Пабло по плечу.
— Можем ли мы увидеть дона Гальеро? — поинтересовался Пабло у прислуги, что открыла им дверь.
Пабло вместе с Панчо отправились к небольшой гасиенде дона Гальеро, попутно захватывая долговую расписку, которую подписывали обе стороны, что заключали эту сделку.
— Зачем вы хотите видеть господина? — поинтересовалась старенькая низенькая сеньора.
— У нас к нему дело, — деловито протянул Пабло, гордо вглядываясь в черты лица женщины.
— Тогда проходите, господин в своём кабинете.
Двое молодых людей зашли в поместье и сразу же направились за низенькой женщиной, что повела их на второй этаж, где располагался рабочий кабинет дона Гальеро.
Женщина кивнула головой на высокую дверь из дуба и поспешила постучать.
— Господин, к вам сын дона Гарсия, дон Пабло, — женщина впустила две фигуры внутрь, а сама поспешила на первый этаж, продолжать свою работу.
Сеньор повернулся на нежданного гостя и поставил на свой стол бокал белого вина. Пабло зашёл первым и сразу же поприветствовал хозяина гасиенды низким поклоном. Панчо последовал примеру Гарсия, хоть и не видел надобности в таких действиях, они лишь пришли забрать деньги у должника.
— Пабло, рад тебя видеть, — натянуто проговорил мужчина, обходя свой стол и приближаясь к камину, в котором слабо горело пламя. Дон Гальеро взял с каминной полки новенькую трубку и быстро сложил табак в табачную камеру, — я слышал новости про твоего отца, соболезную.
Сеньор быстро закурил трубку, так что дым в считанные секунды наполнил комнату.
— Ну что вы, дон Гальеро, — Пабло пробежался глазами по расслабленной подтянутой фигуре сеньора, — мой отец ещё не умер, его лишь посадили в тюрьму, нет надобности соболезновать.
— Вот как, — проговорил сеньор, поворачиваясь от красивого камина к двум молодым людям, — тогда чем же я могу помочь тебе?
Панчо отдал бумагу Пабло, который поспешил развернуть её перед доном Гальеро.
— Узнаёте? — поинтересовался Гарсия, заблаговременно зная ответ, — надеюсь, вы не забыли про свой долг?
— Долг? Который? — наигранно поинтересовался сеньор, выпуская дым из своего рта.
— Вы уже и не помните? Вы брали у отца двадцать тысяч песо год назад. Какая жалость, половину вы отдали полгода назад, а вот вторую часть отдавать не спешите.
Сеньор Гальеро резко засмеялся, вытряхивая табак из камеры. Пабло и
