– Нет, этого не надо. Это только осложнит дело.
– Да, пожалуй, тут ты права. И потом нельзя оставлять Томаса одного.
– Почему одного?
– Я его видеть не могу. После всего того, что он мне наговорил. После того, что он сделал…
– Что он тебе сказал?
– Сказал, что я защищаю тебя потому… потому, что мы… – Тут Питер покраснел и отвернулся. И нашел себе новое занятие, начал подливать в стакан виски.
Грета присела рядом с ним за стол, взяла за руку, пальцы их переплелись.
– Посмотри на меня, Питер, – сказала она после паузы. – Вот почему Томас делает все это. Не хотела говорить тебе раньше, но слишком далеко зашло дело. И ты должен наконец понять.
Она придвинулась совсем близко, он сидел, завороженный блеском ее зеленых глаз.
– Он хотел меня, Питер. Говорил, какая я красавица, как он меня любит и все такое прочее…
– Когда? И что ты ему ответила?
Питер почувствовал, как его охватывает паника. Словно Грета достала из ящика стола нож и приставила к его горлу.
– Это было в такси. Когда мы возвращались домой после пикника в парке. В тот день, когда ты сам не мог с ним встретиться. Помнишь?
– И что ты сделала?
– Да ничего. А что я, по-твоему, должна была делать? Ему всего четырнадцать, мне двадцать семь. Я сказала, что он очень славный мальчуган и все такое, но так говорить и поступать ему не к лицу, это нехорошо. Что еще я могла сказать?
– Ничего. Ты правильно поступила. Он просто с ума сошел.
– Он всего лишь подросток, у которого никогда не было подружки. Думает о сексе постоянно, как все остальные мальчишки его возраста.
– Лично я не думал.
– Дело не в том. Причина, по которой я рассказываю тебе все это… Ты просто должен понять, почему он настроен против меня. Я отвергла его, и он сразу же меня возненавидел. А потом решил, что мы с тобой занимаемся любовью, и возненавидел еще больше за то, что ты отобрал меня у него. Это чистой воды ревность. А потом убили его мать, и у него возникло чувство вины из-за того, что он так хотел меня, а я была с леди Энн не в лучших отношениях. Гремучая смесь.
– Он прикасался к тебе, Грета?
Мысль о том, что руки сына, вообще чьи бы то ни было руки могли обнимать и ласкать Грету, казалась Питеру просто невыносимой. Его даже затошнило от ревности.
– Конечно, нет, Питер. Не смеши меня.
– Не хочу, чтоб тебя трогал кто-то другой.
– Никто и не трогает. Успокойся.
Она улыбнулась, протянула руку, коснулась его щеки. Алые губы Греты были приоткрыты, он видел кончик розового языка между мелкими ровными зубками.
Он взял ее руку, поцеловал. Хотел, чтоб поцелуй был нежен, но он получился голодным и страстным. И дыхание Питера вдруг участилось, стало прерывистым.
Грета поднялась, на секунду ему показалось, что она сейчас уйдет. Но ничего подобного. Вместо этого она взяла другую его руку, осторожно забрала из нее стакан с виски и прижала к груди.
Она мечтательно смотрела полузакрытыми глазами куда-то в стену, а Питер взял ее грудь в ладонь, сжал, нащупал пальцами затвердевший сосок сквозь тонкую ткань черного платья.
Она же тем временем уже нащупывала другой рукой застежку молнии на спине, скроила досадливую гримаску, потому что не получалось, но не произносила при этом ни слова. А потом вдруг завела обе его руки себе за спину, прижалась к нему всем телом и начала направлять его пальцы.
Секунду спустя он нашел застежку. Потянул вниз, и внезапно нащупал гладкую кожу на спине. Расстегнул застежку бюстгальтера, провел рукой по изящно выступающим лопаткам, затем пальцы скользнули ниже, провели по нежному углублению в середине спины, замерли у развилки, где начинались округлые ягодицы.
По мере того как рука Питера опускалась все ниже, Грета все больше запрокидывала голову. Она стояла, изогнувшись всем телом, черное платье соскользнуло на бедра. Питер зарылся лицом ей в грудь. Потом приоткрыл рот и нащупал языком твердый заостренный сосок. Он держал грудь уже обеими руками, ощупывал пальцами упругую ее округлость, словно взвешивал в ладонях.
Но Грета этим не удовольствовалась. Стянула платье с бедер, оно упало на пол, потом повлекла Питера за собой к креслу. Резким рывком притянула его к себе, он обхватил обеими руками упругие ягодицы и вошел в нее.
Чуть позже они занимались любовью уже на незастеленной постели Греты, не обращая внимания на царивший в комнате хаос. Он медленно двигался внутри ее, держа глаза открытыми, чтоб видеть эту прекрасную наготу в мельчайших подробностях. Розовые полукружья у сосков, нежную развилку между холмиками грудей, густые черные волосы на лобке.
– Я люблю тебя, Грета, – прошептал он, и она улыбнулась.
А потом рассмеялась.
– Любит – не любит, плюнет-поцелует, – бормотала она, раскачиваясь на нем, и Питер понял: пришло время выбирать. Если не сейчас, то никогда.
Всего шесть часов назад он смотрел, как тело его жены погружается в сырую могилу. И вот теперь уже второй раз за день он занимается любовью со своей личной секретаршей. Он вдруг стал противен сам себе. Ощущал запах виски в своем дыхании, пот, покрывавший все тело, и одновременно испытывал ни с чем не сравнимое наслаждение. Грета оказалась прекрасней и желанней, чем он мог себе представить.
В половине второго вдруг зазвонил телефон. Всего один гудок, но его оказалось достаточно, чтоб Питер проснулся. Всю последнюю неделю спал он очень плохо. От виски развилась бессонница, стоило задремать, как он просыпался от самого тихого звука.
Он лежал на боку лицом к окну и слушал, что шепчет Грета в трубку.
– Ты знаешь, который теперь час? – сердито спросила она, а затем добавила: – Погоди. Сейчас пройду в другую комнату. Позвоню тебе оттуда.
Он почувствовал, как Грета выбралась из постели, накинула халат. Прошла в холл, зажгла там свет, затем вернулась, встала у постели и секунду-другую смотрела на него. Он лежал с закрытыми глазами и старался дышать ровно. Он сам не понимал, почему. Словно из вежливости притворялся спящим.
Но вот она вышла, притворила за собой дверь, и он тут же сед в постели. Сидел в темноте, размышляя над тем, кто мог позвонить Грете в столь поздний час. Вспомнил шантажиста, о котором она рассказывала в ночь убийства. Может, он вернулся? Хочет еще денег? Так обычно ведут себя шантажисты, им все мало. И вдруг Питер понял: теперь это не только проблема Греты. Это и его проблема тоже. Нужно сказать Грете, что она может на него рассчитывать. Он пошарил в темноте, нашел одежду, натянул брюки и рубашку. Затем прошел в холл, до двери в соседнюю комнату, остановился, взялся за ручку. По ту сторону двери слышался голос Греты, и Питер вдруг почувствовал, что подслушивать просто не вправе. Он понимал: надо вернуться обратно, в спальню, и уже отошел на шаг, но вдруг его остановили слова Греты.
– Слушай, оставил бы ты меня в покое, – сердито говорила она. Пауза, затем ее голос послышался снова и звучал уже громче: – Не смей называть меня так! Я уже не твоя Грета Роуз. Больше нет, понял? – Снова пауза, и опять ее голос: – Ты получил все, как договорились. Ясно тебе? А теперь оставь меня в покое.
Питер почувствовал себя жалким шпионом. Нет, он все же должен выяснить, что происходит. Что все это означает. Сейчас или никогда.
Отворяя дверь, он услышал ее последние слова, она собиралась положить трубку:
– У меня на тебя ровно столько, что и у тебя на меня. Советую это запомнить.
Грета вздрогнула, увидев в дверях Питера.
– Я думала, ты спишь, – пробормотала она.
– Спал. А потом услышал, как ты встала. Кто это тебе звонил? Тот самый мужчина, да?
– Да, да, он. Но больше не позвонит, обещаю.
