От огня не шло тепло, я не чувствовала его, даже когда протянула руки, почти касаясь синих язычков пламени, но это еще ничего не значило.
Опыт всех предыдущих поколений моих предков утверждал, что огонь жжется.
А ведь Сэнар сейчас спокойно в своей комнате сидит, скучает, наверное, немного. Обычно вечера мы посвящали групповому чтению. В том смысле, что я читала, а Сэнар и прибившаяся к нашему литературному клубу Ашша слушали.
А сегодня вот, я должна была руки в огонь совать. Дурацкие у оборотней все же праздники.
Показалось или нет, но сзади раздался недовольный глухой рык. Ксэнар меня поторапливал.
Закусив губу, я отчаянно пыталась совершить акт членовредительства, но руки упорно не хотели соваться в огонь. Мне казалось, что все смотрят на меня с осуждением, особенно Волчица, которую я уже как-то оскорбила, отказавшись смотреть, как ей в дар режут бычка.
Рык повторился.
Зажмурившись и задержав дыхание, я сунула руки в огонь, готовая в любое мгновение заорать. Ладони с брызгами вошли в воду, я сдавленно пискнула, лишь чудом подавив позорный, почти вырвавшийся из груди визг.
Вода была ледяной, и в первое мгновение показалось, что я действительно руки в огонь сунула.
Набрав полную пригоршню странной жидкости, я медленно отступила от котла, так же, как и Ксэнар, спиной вперед, но, в отличие от него, развернулась уже на третьем шаге, ступая медленно и осторожно, стараясь не расплескать воду, серебристую, какую-то непривычно густую, неохотно просачивающуюся между пальцами.
Чужих взглядов я уже не чувствовала, как и не ощущала странного, давящего напряжения, разлившегося над капищем в тот момент, когда я набрала воды.
Полностью сосредоточенная на том, чтобы не пролить даже капли, я шла прямо на вожака.
Никто не предупреждал, что мне придется делать, не озаботился просто объяснить, что случится, я не имела никакого понятия, как стоит себя вести, и все ли я делаю правильно, но, если судить по тому, что никто еще не хлопнулся в обморок от моего вопиющего пренебрежения традициями, все было в порядке.
До Ксэнара я добралась без потерь, не пролив даже капли на землю, и только встав перед ним, с дрожащими от напряжения руками, осмелилась поднять глаза.
Вожак улыбался той редкой, доброй улыбкой, которую сложно было увидеть на его лице.
Аж от сердца отлегло, стоило только увидеть эту его улыбку. Я справилась, я молодец, теперь можно будет с полным правом устраивать разборки и требовать объяснений. В конце концов, должна же я знать, почему меня никто ни о чем не предупредил.
— Сделай глоток, — серьезно потребовал он, прекратив улыбаться.
Пальцы дрогнули, но на землю не пролилось ни капли, а Ксэнар, спокойно встретивший мой ошалелый взгляд, с нажимом повторил:
— Глоток, Рагда.
Кошмар не кончился, рано я расслабилась. Пить воду, которая только что горела, мне совсем не хотелось. Мало ли какая гадость в ней есть, если она горит.
Вожака мои сомнения не волновали, он хотел, чтобы я выпила эту подозрительную жидкость, и мне предстояло это сделать.
Один маленький глоточек, от которого свело зубы, а язык онемел как от очень качественной анестезии, и вот, Ксэнар снова улыбается.
Подхватив мои руки своими, согревая замерзшую, кожу горячими ладонями, он потянул импровизированный ковшик чуть вверх, собираясь проделать то же самое, что сделала только что я.
Выпить огненной водички.
Затаив дыхание, я ждала, что будет дальше, язык неохотно оттаивал.
Ксэнар выпил все до капли и даже не поморщился, напоследок коснувшись губами моих ладоней. Сначала правой, потом левой.
— Молодец, — шепнул он, опустив, но не отпустив мои руки, и уже громко, чтобы слышали все, сообщил, — зима будет теплой.
Мне бы очень хотелось знать, как он это определил, если вода была ледяной, а руки у меня до сих пор не согрелись, хотя ладони у нашего вожака были горячие.
Как выяснилось позже, все дело было не в температуре воды, а в том, что я донесла ее до Ксэнара, не расплескать ничего по пути.
***
Литературные вечера в нашем исполнении походили на дошкольные уроки чтения.
Сначала я читала на незнаком Ашше языке хту-наа, выделяя особенно интересные моменты, которые уже в самом конце перечитывала на языке Алара, а Сэнар пытался понять, что именно я читаю, а потом даже пробовал прочитать пару предложений.
Ашша была в восторге, ей все очень нравилось, она даже внимания не обращала на то, что совсем не понимает, что за книгу мы мучаем.
Ей с лихвой хватало любования сосредоточенной и уже не такой тощей мордашкой Сэнар, когда тот старательно вслушивался в мои слова.
Ему это помогало, он споро учил совершенно незнакомый ему язык, и уже достаточно сносно мог выговорить простые предложения.
Сэнар был сообразительным малым и, вероятно, дело шло бы быстрее, если бы он не пытался всячески откосить от последней и самой для него неприятной части вечера.
Слушать о приключениях выдуманных героев ему нравилось, а вот самостоятельно читать про них – не очень. Потому каждый вечер он старался отсрочить неизбежное.
Так же было и в ночь последнего осеннего полнолуния, когда мы особенно сильно засиделись.
Ашша ушла в одиннадцатом часу, ей всегда было тяжело бодрствовать при полной луне, оборотни уже должны были отправиться на свою ночную охоту, а мы все еще сидели в моей комнате над книгой.
Протяжный, низкий вой отвлёк Сэнар, он насторожился, уставился на закрытое, по случаю довольно холодной ночи, окно. Глаза его азартно загорели.
— Рагда, у них же охота.
— Каждое полнолуние, — подтвердила я, собираясь уже вернуться к прерванному чтению, но куда там…
— Давай тоже поохотимся.
— Эээ, Сэнар, видишь ли в чем дело, они охотятся в страшных лесах, в смысле в тех лесах, которые находятся за стеной, где еще можно встретить кого-нибудь из твоих подчиненных чудищ. Не поверишь, но ни с одной такой охоты они еще ни разу не притащили хотя бы тушку зайца. Я бы сказала, что это и не охота в том смысле этого слова, которое вкладывают в него нормальные люди.
— Это неважно, — угнетая мою ленивую натуру своим энтузиазмом, Сэнар подался вперед, — пойдем.
— Я, знаешь ли, немного не в форме…
— Я смогу тебя защитить!
Меня в этом мире совершенно точно никто не любил и не жалел, потому что если бы жалели, то не заставляли бы делать то, что мне совсем не хочется.
Тащиться ночью в страшный лес, например.
Этой ночью дозорными у ворот стояли два человека. Мужчины средних лет, вполне внушительной комплекции.
Завидев меня, в компании выходца, они удивились, но покорно выпустили нас в лес, пожелав напоследок хорошей охоты.
Хорошей охоты.
Мне!
Можно подумать, я
