— Девушке, — мрачно поправила его я. — И вы мне ничего не предлагали…
— Хорошо. — Он схватил мои руки, сжал похолодевшие ладошки и спросил: — Рагда, ты выйдешь за меня?
Мне же хотелось плакать. Даже не оттого, что это предложение можно было считать самым нелепым, просто… обидно было очень.
Я всю жизнь приучала себя к мысли, что меня ждет выгодный родителям брак с человеком, который в лучшем случае будет мне не очень противен. И когда я наконец поверила, что моя жизнь теперь только моя, замуж меня зовет эва, чувства которого для меня очень важны. Я не хотела становиться главной трагедией его жизни.
А поверить в то, что меня можно было бы любить после всего случившегося, не могла.
— Какая-то неправильная у тебя реакция, — обеспокоенно сказал Ксэнар, заметив, как мои глаза наполняются слезами. — Что еще я сделал не так?
— Я не буду плакать, — пообещала невпопад. Позволила ему себя привлечь, обнять и гладить по волосам. А в благодарность за поддержку уткнулась носом ему в плечо и правда не плакала.
Злосчастное одеяло опять сползло на пол, но я не обратила на это внимания.
И не сопротивлялась, когда меня настойчиво потянули на подушки и укрыли одеялом.
— Мне бы очень хотелось, чтобы вы меня любили, — пробормотала я в его рубаху. Быть честной оказалось так просто и очень приятно.
Ксэнар хмыкнул.
— И что мне нужно сделать, чтобы ты в мои чувства поверила?
— А вы о них рассказать не пробовали? До того, как все это случилось и вы решили меня замужеством спасать?
Он вздохнул. Терпеливо и немного замученно. Словно уже и сам об этом не единожды думал.
— В чем я мог раньше признаваться? Ты же ребенок совсем. А мне многого не надо, достаточно было знать, что ты цела, и видеться с тобой. Хотя бы изредка.
— Я не ребенок. Мне уже восемнадцать, — важно доложила я, решив не уточнять, что уже этой зимой отец планировал смотрины. И при самом неудачном раскладе была бы я к лету уже мужней женой…
— А мне тридцать… — Ксэнар оборвал себя на полуслове, сжал меня крепче.
В следующее мгновение тихо и осторожно приоткрылась дверь.
— Ну что там? — послышался нетерпеливый шепоток Агнэ.
— Все еще спят, — негромко ответил Сэнар.
— Точно спят? — обеспокоенно уточнила царевна. — Может, проверить?
— Агнэ…
— Нет, ну а вдруг им плохо?
— Если твоему отцу плохо в постели с хорошенькой девушкой, он мне больше не брат, — огрызнулся Сэн, закрывая дверь.
Какое-то время в коридоре еще можно было расслышать приглушенные переругивания, но довольно скоро они стихли.
А я вспомнила, как царю было плохо и какой он был холодный, и не смогла смолчать.
— Вы ему больше не брат.
— Едва ли, — хмыкнул Ксэнар.
Весь вечер и всю ночь, на радость Сэнара, я провела в царской спальне. Отсыпалась и залечивала истрепанные нервы, пока Ксэнар восстанавливал силы и окончательно отогревался.
Завтрак свой он съел лишь в полночь, щедро разделив его со мной. Спускаться на кухню и искать провизию мне было решительно лень. Ксэнару тоже. Потому обошлись мы тарелкой с холодной, уже совсем безвкусной кашей, чайником остывшего чая и высохшим хлебом с высохшим же местным сыром. Засыхая, он менял цвет с белого на какой-то серовато-зеленый, и в любое другое время я бы не стала его даже трогать, но среди ночи я была достаточно голодная, чтобы рискнуть.
Впервые в жизни я ела с кем-то из одной тарелки. Это было очень… уютно, что ли. И об этом совершенно точно никому не нужно было знать.
Я хотела сохранить эти мгновения только для себя.
ГЛАВА XX. Взаимовыгодное сотрудничество
Осень в этих краях была какой-то нарочитой. Слишком красные листья, очень яркие, огненные. Или, напротив, сияюще-золотые, теплые. И трава сохла уж очень быстро, и посевы деревенские собирали весело, но спешно, пропадая в полях с утра и до позднего вечера.
Я как-то попыталась, поддерживая их темп, проработать весь день, а следующим утром не смогла встать с кровати.
Не подготовленная к таким нагрузкам, я потом еще два дня ходила по стеночке и только вяло огрызалась на все насмешки невыносимой змеевицы. Она была сильной, выносливой, в принципе не знакомой с таким понятием, как боль в мышцах.
— Рагда, — легко гладя меня по голове, она с беспечной улыбкой любовалась закатом. А ведь так и не скажешь, что в поле весь день трудилась, — с первым снегом Ксэнар отправится подать собирать, поедешь с ним?
— Зачем? — растянувшись на траве, под золотистой кроной дерева, я почти дремала.
После того, как боль в теле стала терпимой, я самостоятельно вернулась на поля, игнорируя неодобрение вожака. Держаться наравне со всеми я больше не пыталась, но все равно хотела помогать.
Сидеть в деревне вместе со стариками и детьми было невыносимо скучно и… неловко, что ли.
— Представь, что станет с Дубрами, когда они узнают, что у их князя Огневица есть. Они же Смагу поклоняются, а Огневицы — дочери его.
Я поежилась и села:
— Не хочется что-то мне это представлять.
— Зря, — воздохнула Ашша, — если бы могла, сама бы с удовольствием поехала.
— А кто тебе запрещает?
— Великий Полоз.
— Кто?
Ашша вытащила из-за пазухи свой оберег. Его я уже не раз видела. Вырезанная из дерева Ксэнарнутая клубком змея с короной на голове.
— Великий Полоз, — гордо сказала она, нежно поглаживая глубокие бороздки на дереве, — хранитель нашего рода. По зиме мы должны дома сидеть, странствия в снегах не наш удел.
— И… ты разговариваешь с деревяшкой? — я пыталась быть как можно деликатнее, но все равно получилось как-то нетактично.
— Великий Полоз не деревяшка, — возмутилась Ашша, — во времена молодости моей прабабушки его капище стояло у реки.
— Подожди-ка, а Белая Волчица?
— Хранитель оборотней. Нашу деревню защищает хранитель вожака. Получая силу от жертвоприношений, хранитель становится богом. Волчица стала нашей богиней еще при деде Ксэнара. Она очень сильная.
— Вот так дела, — я была не удивлена, скорее шокирована. Сколько живу здесь, а еще столького не знаю.
— Ну так что, поедешь со Ксэнаром подать собирать?
— Поеду… наверное.
Ашшу мой ответ очень обрадовал, обняв за плечи, она радостно зашептала мне на ухо список того, что и в какой деревне я должна буду для нее купить.
— Запиши лучше, — грустно попросила ее, понимая, что весь список уже и не запомню. Что там было в начале? Отрез ткани в Звятичах? Или оттуда ей нужны бусы?
— Как скажешь, — легко согласилась она, прижавшись
