– Правила будут. Твои правила, Вал. И если даже у нас все получится, что потом? Станем жить где-нибудь на отшибе? Чураться прочих наездников потому, что они – не мы? У нас вся жизнь так прошла, и мне надоело. Хочу быть частью чего-то большего, Вал… Хочу быть частью наездников, а не наездницей-одиночкой.
– А ты не будешь одна, – тихо проговорила Вал. – У тебя буду я.
Жесткие черты ее лица смягчились. Голос зазвучал неуверенно, робко.
Эти ее притворные слабость и уязвимость еще больше разозлили Веронику.
– Мы это уже проходили, не помнишь? – сдавленным голосом припомнила она. – Пробовали пройти этот путь одни, и вот чем все закончилось! Ты дала мне то, чего я хотела, лишь затем, чтобы снова отнять. Показала свою власть. Ну так скажи же, чего ради пришла? Убить Тристана или коммандера? Снова хочешь все у меня забрать?
– Я пришла одарить тебя…
– Не хочу, мне ничего от тебя не надо! – Вероника побежала к крепости, не в силах больше оставаться рядом с сестрой. Мысли кружились вихрем, сердце неслось галопом. Вероника спешила убежать от Вал, убежать от всего.
Переступив порог крепости, Вероника поразилась, застав у двойных дверей Тристана. Он ждал ее.
– Ник, – позвал он, направляясь к ней. Но увидев выражение ее лица, остановился. – Что не так?
Ответить Вероника не успела – за спиной послышалось шаги, а значит, Вал увязалась за ней. Тристан угрожающе прищурился, готовый вступиться за Веронику. Отчаянно хотелось предоставить ему разобраться с сестрой, довериться его заботе, а не бояться ее, как это было прежде.
– Идешь на пир? – спросил Тристан, становясь рядом с Вероникой и переводя взгляд с одной сестры на другую.
Вал что-то ответила, но Вероника уже не слышала ее. Мир вокруг нее умолк, когда ее накрыло мощной волной эмоций – чужих эмоций. Она пошатнулась, пытаясь отделить свое от внешнего.
Страх, гнев, смятение… Сперва она решила, что их испытывает Вал или Тристан, но посмотрев на друга и сестру, поняла, что чувства принадлежат не им. Вероника завертелась, вглядываясь в утопающие в темноте углы внутреннего дворика. Чувства казались смутно знакомыми, а стоило потянуться к источнику, как ночь разорвал дикий истошный клекот.
Часовые на стенах закричали, указывая в небо: над крепостью широкими неровными кругами, спускаясь, летел феникс. Кто-то дернул Веронику за рукав, но она не обратила внимания.
От вида парящего в небе феникса закружилась голова, или то были эмоции, которые все еще не унялись в ней. Накатила волна сильного жара, и феникс опустился на мостовую в каком-то шаге от Вероники. Птица взмахнула мощными крыльями, и по земле рассыпались искры.
Феникс был совсем юный, не больше иного питомца ученика в крепости, разве что алое оперение имело пурпурную окантовку, которая сверкала в свете факелов. Между перьями словно текли ручейки лавы, глаза темнели двумя колодцами, полными огня, – их взгляд устремился на Веронику.
Ахнув, она рухнула на колени.
Ксепира.
* * *11 день 5 месяца 170 г.п.и.
Принцесса Ферония и совет губернаторов!
Я, Авалькира Эшфайр, увенчанная перьями королева и законный правитель Золотой империи, настоящим заявляю свое право на трон.
Обвинение в предательстве и убийстве меня опечалило, тогда как я всегда служила на благо семьи и, разумеется, на благо империи.
Я останусь в Аура-Нове на неделю, дабы обсудить условия моего восхождения на престол. Готова обговорить ваше положение при дворе. Сразу предупрежу: на моей стороне все силы Пиры, Ферро и наездников.
Королева Авалькира ЭшфайрP.S. С восемнадцатилетием, принцесса, и счастливого дня рождения.
Глава 29
Вероника
Стоит осмотрительно выбирать того, с кем связываешь себя узами. Их не так-то легко разорвать.
Глаза отказывались верить в то, что видели, но сама Вероника знала, чувствовала: это правда. Тайник в сознании распахнулся, и наружу хлынули воспоминания. В них Ксепира была еще маленькой, умещалась в ладонях. Создание же перед Вероникой было величиной с пони, когти были остры, а размах крыльев достигал ширины домика, в котором оно родилось.
Возродилась. Ксепира вернулась каким-то образом. Веронике удалось воскресить ее. Неведомым образом остывший пепел снова обернулся ее фениксом. Неважно, как он вырос с тех пор, узы между ним и Вероникой сохранились: в тот же миг, как их взгляды встретились, связь ожила, вспыхнув, точно свежее топливо в тлеющих углях. Между ними словно потрескивали молнии, и душа Вероники, исполненная потрясения и признания, обратилась огнем.
Горела и Ксепира – по алым перьям пробегали мощные волны огня. Опаляющие, они слепили, отдавая голубизной. Но то было не пламя счастья от того, что феникс воссоединился с хозяином… То было пламя тревоги.
Вероника обернулась и только сейчас увидела толпу позади.
Ученики, слуги, селяне сгрудились у входа в трапезную, привлеченные яростным клекотанием. Явилась и стража: на незнакомую огненную птицу смотрели стрелы и копья.
Вероника вскочила с колен на ноги, ощутив спазм страха – не то своего, не Ксепириного. В голове роилось одновременно с сотню мыслей, и все они тянули внимание на себя, а возвращение питомца никак не уняло смятения.
Стиснув зубы, Вероника сосредоточилась.
Для Ксепиры здесь небезопасно. Феникс понимает это и оттого ведет себя так дико, еще больше усугубляя свое положение. Не связанные узами фениксы порывисты, непредсказуемы, и стража крепости это знает, оттого они все на взводе. Одно неверное движение, и все закончится очень, очень плохо.
Надо как-то успокоить Ксепиру. Как только питомец присмиреет, уймется и стража, угроза минует.
Шагнув навстречу фениксу, Вероника протянула к ней руки и устремилась в ее разум магией.
– Ник, нет! – прокричал Тристан, но голос его звучал будто из далекого прошлого. Да так оно, наверное, и было. Тристан ведь из того мира, в котором Вероника – это Ник, а у Ника феникса нет. Там нет и Вероники. Она – здесь и сейчас, воссоединилась с погибшим питомцем, спасает ему жизнь.
Разум Ксепиры ошеломлял: казалось бы, ничего не изменилось, но в то же время Вероника не узнавала его. Она словно бы вернулась в дом, где росла, а там чужие люди: стены те же, дух чужой. Чудо, как смерть не убила узы, но она их изменила.
Ксепира и сама держалась настороженно, сбитая с толку воссоединением. Вероника заметила в ее разуме свои образы: длинные черные косы, лесной домик, тюфяк на полу, – и уцепилась за них.
«Да, это я, – мысленно сказала она, прижимая руку к своей груди. Ксепира нерешительно наклонила голову вбок, и на глаза Вероники навернулись слезы. – Это я».
Вокруг суетились: бегали, шуршали, – но она оградилась от внешнего шума. Сосредоточилась на себе и Ксепире. С каждым мгновением, что они смотрели друг на друга, мерцающая, как хлипкий огонечек, связь крепла. Но несмотря на все старания, сколько бы Вероника ни успокаивала Ксепиру, та никак не унималась. Перья на загривке так и топорщились, она словно приготовилась к бою,
