– А-а!
…Картинка рвется вверх, будто камеру схватили, грохот, чей-то истошный крик, конец записи…
Ток-шоу «Говорим по-русски», гость программы – доктор психологии Ирина Штейн
– …Нередки случаи, когда оперативные сотрудники в процессе профессионального выгорания начинают считать себя вправе принимать решения, выходящие за пределы как их компетенции, так и морали. В таком состоянии они способны совершить то, что нам, здоровым людям, кажется немыслимым….
Голокартинка
Лицо. Моё. Имя, фамилия, отчество. Настоящие. Возраст, звание, награды.
Боль.
4. «Привет от Алины»
Сторожевой эсминец «Стрелок» подошёл борт к борту. Двое серьезно настроенных стюардов с извлеченными из опечатанного сейфа пистолетами впихнули меня в шлюз.
Десять шагов вперёд – навстречу приветственному комитету. А кажется, вечность.
Я знал, что акция по дополнительному легендированию – и не только – планируется. Знал, что нужно быть готовым ко всему к определенному часу.
Не знал лишь, как именно это проделают.
Случившееся было действительно чересчур.
Так что задумчиво-покаянное и слегка шокированное выражение на лице попавшегося в руки правосудия злодея было, к моему величайшему сожалению, не слишком-то и наигранным.
Плевать. Сначала надо выбраться из гостеприимных объятий Родины, а то операция кончится, не начавшись.
…В конце шлюзового коридора меня встретила четверка ребят в полных бронескафах. Взяли в круг, подхватили под сцепленные за спиной руки и молча потащили по коридорам.
Отчего-то от вида корабельной обшивки на сердце полегчало. Всегда любил находиться на наших военных кораблях. Дома стены помогают, так?
По пути то и дело встречались офицеры. Всем, курва-мать, интересно полюбоваться на государственного преступника.
Вспомнив наводящего порядок в рядах журналистов Старика, сделал зверскую физиономию – чистый каторжанин – и принялся наслаждаться жизнью.
Наслаждение продлилось недолго – после поездки на лифте втащили в полутёмный кабинет, бросили на кресло и удалились.
Странно, думал, сначала на губу бросят. Помогайте, стены!
…Стены не спешили. Почти темно. Освещение – от гигантского аквариума во всю стену. То ли голографического, то ли настоящего – Бог знает. Настоящий на боевом корабле вряд ли бы разрешили, но всяко бывает.
Перед аквариумом, через стол от меня – кресло. В кресле – кап-два. Седой, полный, лысоватый. Вертит в руках тяжелое пресс-папье из бордовой яшмы. Богато, однако. Любит кап-два диковинки.
И сам оригинал – не старый еще, явно младше шестидесяти, а морщины, лысина, лишний вес… Многие, конечно, предпочитают сохранить некоторые приметы жизненного опыта – но обычно не такие.
Кап-два привстает, опираясь широко расставленными руками о стол. Скалится сквозь щеточку усов. Тихонько постукивает пресс-папье о железную поверхность. Бум, бум…
– Вы ничтожество, Ерёмин, слышите? – рычит тихо, но грозно; не отнять. – Будь моя воля, я бы не стал сюсюкаться с вами и отправил бы обратно на «Миротворца» пешком, без шлюзового коридора и скафандра!
– Правда? – откидываюсь, насколько это возможно с руками за спиной, назад, закидываю ногу на ногу. – Не рекомендую. Мы в международном Пространстве. Не так поймут.
– Так, так, – ворчит он горлом.
«Тук, тук», – отвечает пресс-папье.
– Все меня правильно поймут! Вы – позор армии и флота. Вполне возможно, подельник убийц.
– За это они меня и продырявили, так? – отвечаю.
– Следствие покажет! А для меня вы – вот! – дальше нецензурно. – Век бы вас не видел. Благодарите своего ангела, если у иуд есть ангелы. У вас хорошие покровители в Столице, иначе и не объяснишь.
– Правда?
– Молчите, а то убью! – понимаю: не врет. Из сторонников покойного светлейшего, что ли? – Катитесь на свою Галицию к чертовой бабушке. Сунете нос оттуда, даже в Пояс – найдем и прищемим, не сомневайтесь.
Выдохнул, утёр пот со лба.
– Детектив, тоже мне! Мне известно, какой вы «детектив»! Благодарите Бога, что вы еще и дипломат, а командование узнало о сути вашего поручения.
– Меня назначили послом? – и ухмылочку померзее.
Танцую на лезвии. Но иначе не получится. Я уже понял, в чем игра, и знаю, как придать ей красок. Главное, не переборщить.
На столе загорается голоэкран. Неужто мне решили провести именно такой инструктаж? По всему выходит – да.
Не знаю, какой извращенец придумывал операцию, но его чувство юмора мне начинало почти что нравиться.
Настоящих буйных – мало.
– Ознакомьтесь, – выдавливает кап-два, обильно потея. – Это расчеты продолжительности функционирования Новой Галиции на самообеспечении при сохранении нынешней ситуации по данным дальнего сканирования.
Я прищурился. Вяло выходило. Год-полтора – и на станцию можно присылать большую труповозку.
– Занимайтесь чем хотите для своих американцев, но добейтесь, чтобы местные прислушались к голосу разума и приняли гуманитарную помощь, – прорычал кап-два. – Мы ничего не просим взамен. Русские же люди погибнут. Может, хоть слова цареубийцы эти ненормальные выслушают, – ядовито заключил он. – Не вглядывайтесь так. Все документы вам передадут, как и программно подтвержденную запись этой беседы, перед возвращением на «Миротворца». Нет нужды напоминать, что теперь продолжительное функционирование колонии – в ваших личных интересах.
Я пожал плечами.
– Благодарю за брифинг. Я могу идти? Кстати, наручники жмут
– Я еще не закончил, – проговорил он как-то задумчиво. Обошел стол, оперся о него. – Я не могу сунуть вас в мешок и отвезти на Землю. Не могу выкинуть в открытый космос. Но никто не говорил, что вы должны уйти от меня непременно в добром здравии.
Коричневато-багровая яшма. Синие блики от аквариума. Летит прямо в лицо. Вселенная состоит из боли. Звезды – вспышки терзаемых нервов.
Падаю на пол.
…Вас когда-нибудь били яшмовым пресс-папье? Это больно. Это очень больно.
Еще это очень сложно.
Очень сложно, когда движения мучителя медленны, словно под водой, а вбитая тебе годами наука велит поднырнуть под атакующую руку – и отделать мучителя: ногами, головой, плечами…
Удержаться от сдачи – самое сложное.
Меня били, а я держался. Держаться – значит «держать себя». Чтобы не ответить.
Потом необходимость в этом пропала.
– …Прекратите избиение!
– …Извините, господин капитан, не могли не пропустить!
На два голоса, стереофонией.
Звенит в ушах. Сплевываю зубы на ковролин. Новые вставлю. В два ряда, из яшмы. Вот как отстреляюсь, так отыщу кап-два, пристрелю как собаку, а пресс-папье заберу на память.
Зубы – пять. Ребра – три перелома и трещина. Легкие вроде не задеты. Отбита селезенка. Нога – трещина.
Садюга чертов.
…Ладно, не пристрелю, нехай живет. Но неполное служебное точно обеспечу, пусть даже это будет последним в моей жизни.
Такой не заслуживает звания офицера.
…Да, я специально нарывался на побои. Иначе мне просто не поверили бы. Да и второй цели постановка бы не достигла. Но на такое я не рассчитывал.
Ладно, кто там меня спасать припёрся?
Двое. Хрен разглядишь, темно, да еще и глаза заплыли, превратившись в щелки. Еле-еле приоткрываю правый.
Один – в форме особиста. Единственный с нефлотским званием здесь. Ротмистр, ровня, значит. Второй – в гражданском.
Ба! Да это же лимонный пиджак из салона.
Лимонный был хорош. Залюбоваться можно. Он полыхал, буйствовал – и все ледяным тоном, без малейшего движения.
– Являясь консулом и представителем Новой Галиции при ООН с правом совещательного голоса, – вещал он с отменным занудством на
