— Нет! Послушай, я…
— Отомщен! — перебила она его, — вот только есть одна незначительная разница, Митя… знаешь какая? Знаешь? — Степке казалось, она катается на американских горках. То орать до срыва горла охота, то молча хватать воздух ртом, силясь надышаться.
— Ты не дала мне договорить…
— Ты никогда не видел всего того, о чем говоришь. А я видела!
— Что… ты видела? — лицо водяника посерело, а губы стали почти черными.
— Тебя и водяницу!
— Черт!
— И… Митя… в моей памяти навсегда отпечаталось, как ты… словно насквозь пронзал ее…
— Нет… молчи…
— Входил в нее… и он, твой… орган… был в ее влаге… и…
— Н-е-е-е-т! — закричал мужчина и врезал кулаками по рулю, — нет! Нет! Нет!
Он резко распахнул дверь и вывалился наружу. Качаясь, поднялся на ноги и снова приложился кулаками, в этот раз по капоту авто. Одновременно с этим грянул ливень. Внезапный, сокрушительный, больше похожий на водопад. Перепуганная, изумленная Степка сжалась на сидении, ничего не видя перед собой. Дождь бил в стекла, грохотал по крыше машины барабанным боем похоронного марша, от чего хотелось вырваться и бежать, скрыться прочь от… Митиных эмоций. Но вместо этого она сжалась в клубочек, подтянув колени к груди и заплакала. Рыкой прыгнул вперед и тыкался носом в ноги, жалобно мурча.
Когда Митя вернулся в машину, на улице стемнело. Степка впала в состояние вялого безразличия, вконец лишившись той крохи сил, которая еще оставалась после случившегося.
Водяник выглядел не лучше недельного трупа. Сел за руль, не замечая, как вода течет с одежды и обуви, пачкая салон. На автомате завел машину и тронулся с места.
Весь путь до Степкиного дома Митя молчал, молчала и она. Заговорил лишь, притормозив у знакомой калитки.
— Прости меня, Панни. За то, что подсознательно желал тебе боли. Это были просто мысли отчаявшегося мужика. Я никогда не думал, и повторюсь, никогда ничего не сделал бы для этого! Но я прошу прощения за них, потому что… это то, в чем я виновен. Но… я не виновен, в том что случилось, ты ведь знаешь?
— Знаю.
Они еще помолчали, уже кожей чувствуя боль друг друга.
— Что ты намерена делать и что сделать мне? Как… хоть попытаться исправить? — сейчас Митя выглядел пожалуй, даже хуже чем когда у него было обезвоживание. И червячок отчаяния сжал женское сердце. Вот бы заставить себя забыть, обнять его, зацеловать отпечаток горести, стереть его муку… Почему же все так непросто?!
— Ничего. Ничего не намерена делать. Совсем.
— Не простишь, не забудешь…
— Нет, не так. Мне не за что прощать. Случившееся было не по твоей воле. А то, что хотел моей ревности, так… это наверное естественно, — она говорила тихо, сжимая кулачки, сдерживая порыв броситься Мите на шею, — я понимаю…
— И…
— Но забыть не могу. Не сейчас.
— Не сейчас, но… у меня есть шанс? Ты не отвергаешь меня?
— Не отвергаю, Митя. Если желаешь, то ты по-прежнему мой жених.
— Черт, конечно, желаю! Желаю! Панни, все чудовищно быстро переменилось. Я наказал сам себя, понимаешь? За ревность, за то что… — он рвано втянул воздух, собираясь с духом сказать следующее, — да, я думал, что отступлюсь, не смогу делить тебя с другими, уйду после свадьбы. Был уверен, что поступок деда верный и для себя не видел ничего другого. Но… сейчас… все перевернулось, Рыженькая! Я готов ждать тебя вечно! Ждать, пока сможешь забыть! Ждать, когда захочешь стать моей! Пусть через годы, с десятком детей! Как решишь ты… Если решишь…
— Боже, Мить… ты… так говоришь и это больно… почти так же больно, как… ладно все, я не хочу больше об этом…
— Прости меня. Я теперь понимаю, что мной руководила злость. На самом деле я никогда не хотел, что бы тебе было больно. Только не тебе! Свою боль вынести легче! Но чертова человеческая натура, гниль, которая живет где-то в уголке души и выползает в ненужный момент…
— Я попробую. Уж если Нида смогла простить Меча за изнасилование, то может и я смогу забыть…
— Про какое изнасилование ты говоришь? — в лице мужчины мелькнуло непонимание.
— В свадебную ночь, когда Нида вышла замуж за свою семерку, ее первым мужчиной стал твой дед. Но он не стал нежничать с молодой женой. Он ее изнасиловал, выплеснув на бедняжку всю досаду и ненависть из-за навязанного брака. Ну и всего прочего…
— Черт! — Митя уронил голову на руль, — идиот! Какие же мы оба идиоты!
— Апгрейд говорит, это испытание.
— Панни, к черту такие испытания! Неправильно все то, что происходит. Сколько всего свалилось на тебя маленькую, и сколько еще ты в силах вынести? — он медленно поднял голову, повернувшись к невесте и поглядел больным, тяжелым взглядом, — а может это знак бросить женихов к чертям собачьим и бежать, сломя голову? Еще есть время! Беги, Рыженькая!
Глава 42
«Талант великий растет неспешно»
— Енто водяник был, али кто? — поинтересовалась Лукерья, едва дверь за Степкой заперлась.
— Ты сама видела, чего спрашиваешь? — отмахнулась, как от мухи назойливой.
— Чаво хотел-то, страмник яйцеголовый?
— Просто поговорить. Отстань. Как у вас тут? Хорошо все?
— Дык, а чаво могет быть плохого? Жили не тужили, бляны жрали, за жизню лясы точили. Женихи твои забегали, дары в опочивальне дожидаются.
— Спасибо, потом посмотрю. Как девочки?
— Молодо-зелено, хихоньки-хаханьки.
— Ясно. Сами как? — Степанида разложила коробки с рассадой и семенами, выпрямилась, сумку с подарками подхватила и на кухню побрела, — у меня для вас гостинцы.
— Благодарствуем! — в голосе клецницы радость завуалированная послышалась. Женщины они такие, завсегда дарам рады, — и у нас усе ладиком!
— Привет всем! — бодро от двери, — я вернулась!
Дары пришлись по вкусу. С улыбкой глядела Слагалица, как близняшки примеряли кофточки молодежные, да юбчонки джинсовые, крутясь перед зеркалом. Пригожие девчонки, ладные, за всю жизнь едва ли красивее одежонки имели, а Степке за счастье порадовать. Не утерпела и отдала сережечки серебряные, которые на Рождество приберегла. Уж больное те радовались искренне. Бросились с поцелуями, одна перед одной в объятиях сжимая, да благодаря.
Егорычу Степанида ножичек подарила, с красивой резной рукоятью. Лукерье набор для вышивания, Крапивке маленькую бархатную подушечку, баннику набор мыла ручной работы, Конопатке кувалду деревянную. Рыкою подстилку пушистую, чтоб у печи мягче спать было. Наташке достался набор заколочек, от которого она обиженно заморгала, да засопела.
— Не дуйся ты! — сказала Степка, — это не весь подарок. Основной доставят через пару дней. Его как раз изготавливают!
— Да? А что это? — заинтересовалась русалка.
— Не скажу, сюрприз будет!
— Как в том анекдоте, небось? — сощурилась с подозрением, — муж жене перед Новым годом в магазине платочек выбрал и попросил завернуть покрасивше. А продавщица спрашивает, что, жене подарок? Мужик говорит, — сюрприз! Она-то шубку ожидает…
— Не боись, Ната-ударение-на-вторую-а, я тебе платочков дарить не буду!
Побыла хозяйка для
