Вышла из душа в своей новой одежде и с комбинезоном в руках.
— Я заберу его домой, выстираю и верну, — сказала она.
— Не нужно, я его для тебя покупал, — ответил Славик.
— Да? Вот спасибо! Буду в нем в деревне картошку копать!
— Боюсь, Гор тебя в таком наряде из дому не выпустит!
— А почему это Гор? — возмутилась она.
— Так он из нас самый ревнивый, — спокойно пояснил участковый.
— Хочешь сказать, веришь, что вы все вместе на мне женитесь? — она закатила глаза.
— Не знаю, — отмахнулся он, — да и знать пока что не хочу! Давай пока не будем об этом! Сегодня ты только моя!
— А ты сам начал!
— Сам и закончу! Вот поцеловал бы тебя, чтоб обо всем думать забыла, — Славик незаметно оказался рядом, но не обнял, а лишь погладил по волосам, — да только в душ схожу и переоденусь!
И от этих слов сердце заколотилось в сладком томлении, хорошо, что он тут же скрылся в душе. Степанидка прошлась по комнате, искоса «обласкала» взглядом подсвеченный раритет, но близко не подошла. Поглазела на фотографии на стенах, на которых в большинстве своем позировали незнакомые парни на байках, и лишь на одной из них нашла Вячеслава. Тот стоял на кафедре в белом халате, с прозрачной колбой в руках и с удивительно сосредоточенным лицом. Фото датировалось десятью годами ранее. Степка изумленно подняла бровь. «Это сколько же ему сейчас лет?»- возник в голове вопрос, который она сразу же задала, стоило мужчине выйти.
Славик переоделся в черные узкие джинсы и футболку с низкой горловиной. Она засмотрелась на него, медленно обшарив взглядом снизу вверх, но натолкнувшись на хищный взгляд, предусмотрительно отошла за стол.
— Сколько тебе лет, Славик?
— Тридцать шесть, а что?
— Тридцать шесть, значит… — повторила Степка, — признайся, подъедаете-таки с маменькой яблочки молодильные?
* * *«От загадки до разгадки семь верст правды»
— Генетическая особенность! — ухмыльнулся мужчина, не обидевшись на шутку.
— А маме сколько лет, позволь узнать? Я, хоть и плохо разглядела, но по лицу, ей и семнадцати нет!
— На этот вопрос, она даже мне правду не говорит! Но думаю, немало! — Славик был расслаблен и улыбался нежной улыбкой.
— А твои товарищи не удивляются, что твоя мама выглядит девочкой и светится, по-ярче елки новогодней? — продолжала допытываться Степка, усевшись за хозяйский стол.
— Ее не видит никто, Шефа, когда она не хочет этого, — Славик остановился напротив стола, скрестив руки на груди и сменил тему, — поцелуй меня, я соскучился!
— Что? А ты наглый! — фыркнула.
— А с тобой иначе никак. И вообще, у нас свадьба скоро, а мы от силы пару раз целовались! Так что я требую свое! — он принялся обходить стол, а Степка вскочила на ноги и возразила:
— Не дави на меня, Славик, я этого не люблю! — и возмущенно вздернула носик.
— Да кто давит, любимая? У меня просто времени в обрез, а ты… колючая, как еж! Чтоб поцеловать, приходится применять эффект внезапности! — Славик остановился, уперев кулаки в стол и наклонил голову, скрывая выражение лица. Но тут распахнулась дверь. Разрушая неловкий момент в кабинет вошел официант в потертых джинсах и кожаном жилете на голое тело.
— Вожак, пацаны спрашивают, когда награждение начинать? — спросил он, выкладывая из подноса на стол блюда с едой, кувшин с лимонадом и стаканы.
— Алекс, во-первых, поздоровайся с моей невестой! — строгим голосом перебил Славик, — а во-вторых, Вожак теперь Лапа, привыкай, он бесится, когда вы Вожаком зовете меня! И в-третьих, дайте нам сорок минут и можно будет начинать.
Официант удивленно вздернув бровь, взглянув на Слагалицу, коротко кивнул головой, проговорив скороговоркой:
— З-здрасте, мое почтение! Прости, Тихий! Никак не привыкну. Окей, передам, но ты бы поторопился, за сорок минут они ужрутся, как свиньи.
— Девчонок подключи, они умеют отвлекать от выпивки, пусть номер свой коронный покажут. Давай-давай, иди уже!
— Прости, Штефа, еда у нас здесь специфическая: жаренная, перченная, на желудки крутых парней рассчитанная. Но повар ради тебя приготовил пюре картофельное и паровую котлету, сойдет? Или… — в глазах мужчины было столько заботы, что Степка почувствовала угрызения совести.
— Спасибо, Славик, сойдет! Я вообще-то всеядная, мог заказать, что угодно! — заверила она, усаживаясь за стол и подвигая к себе тарелку.
— Просто я подумал, что не стоит твой желудок после… ну, тошноты, нагружать тяжелой пищей…
— Я в порядке, правда! Садись и расскажи мне уже все, да пойдем праздновать твою победу, раз народ ждет!
— Ладно, — он сел, тихонько вздохнув, — с чего начать?
— С самого начала. Про родителей. Что за дух Волха такой и почему он изменил твою жизнь? — это она проговорила, вонзившись зубами в котлету.
— Из родителей у меня только мать, — начал Славик после паузы, не притронувшись к еде, — с отцом не знаком… Он изнасиловал мать и сбежал в закат.
Степка, с трудом проглотив кусок, проговорила:
— Прости, ужас какой…
— Я ничего о нем не знал, до того самого момента, пока не проснулся зов крови, — пожал он плечами, — мать до сих пор не может об этом говорить, поэтому я перестал спрашивать еще в юности.
— Представляю, — пролепетала Степка, ковыряя вилкой, потеряв аппетит, — бедная…
— Она… особенная, Штефа. Тут надо больше знать о Жар Птицах, что бы лучше ее понять. Такие, как мама, семьи не заводят. Не вступают в отношения. Никогда. У них своя миссия и они живут уединенно, скрытно. А тут такое… Я думаю, она себя винит в случившемся больше, чем того ушлепка.
— Бред, она не виновата! Этот твой отец, он…
— Да какой он мне отец? — оскалился мужчина, в ту самую минуту действительно став похожим на волка, — негодяй и насильник! Мать жалко. Она из-за него изгоем стала. Ее прогнали из дома и она жила среди чужих, непонятных ей существ. Для нее это худшая кара…
— Блииин, — совсем расстроилась Степанида. Так жаль стало прекрасную хрупкую женщину, пострадавшую вдвойне, — но это ведь несправедливо!
— Такие законы. Он не только изнасиловал мать, а украл все яблоки с ее дерева. Этого Жар Птицам не прощают! Молодильные яблоки очень ценны и их берегут как зеницу ока.
— И что же она делала? Как жила все эти годы, тебя растила?
— С деньгами проблем не было, у нее ведь волосы золотые и ногти, если ты заметила. Сложнее было жить среди людей и заботиться о ребенке. Но она справилась и не отправила меня в детдом.
— Да ну, какой детдом! Ты что, Славик! Она же мать!
— Ты не знаешь, какие они существа, Штефа! — он покачал головой, — то, что мать смогла вырастить меня, находиться среди людей— большое чудо. Жар Птицы всю жизнь живут сами. Никогда, понимаешь, ни-ког-да, не общаются ни с кем, кроме себе подобных, но и то, раз в сто лет. Ей очень тяжело было. Нам не понять.
— Хм, ну тогда и
