— Боюсь представить.
— Иногда они спускались к людям и находили женщин… для этой цели. От таких связей часто рождались дети, но надо сказать, что не все женщины были рады такому… вниманию со стороны высших. Даже не так. Мало кто был рад. И искали способы избавиться от… неожиданного подарка.
— Ой…
— Угу. И находили помощниц для такого дела, ведь избавиться от божьего ребенка сложнее, чем от человеческого, — Никита перевел дух, — плод надо было… проклясть сперва, а уж потом… повитухи делали свое дело.
— Как это, проклясть?
— Материнское проклятие, оно самое сильное… Ну и какой-то откуп дать, чтоб плод приняли в мир мертвых.
— Боже мой, ты хочешь сказать…
— Я хочу сказать, что я такой ребенок. Которого прокляла собственная мать. Она так сильно ненавидела моего отца и меня, что в качестве откупа отдала десять лет своей жизни, — воздушник произнес эти слова ровным тоном, да только дрожал весь, не в силах сыграть безразличие до конца. Степка порывисто обняла его и сжала так сильно, как могла. Но слова утешения не нашлись, на столько ужасным было сказанное.
— Иногда бог-отец каким-то образом чувствует, что происходит и приходит на помощь, если можно так сказать. Он забирает… эмбрион и помещает его в какой-то сосуд и прячет в магическое место, где тот… растет без тела женщины. Долго, много сотен лет. И даже охранник к нему прилагается. Это все. Об этом мне рассказал Стрибог.
— Жуть какая, — Степка вытерла слезинки со щек, — бедные дети…
— Получается, мне крупно повезло, что мой… родитель спас меня. Иначе…
— Ты бы умер…
— Не просто умер. Как я сказал, проклятие матери самое сильное. Моя душа навечно была бы подвержена мукам.
— Это как же ненавидеть надо, — покачала она головой, — не могу и не хочу понимать… Никит, мне очень жаль, что ты это узнал. Лучше бы не знать, правда?
— Может быть. Но я уже знаю.
— И поэтому ты хотел меня бросить? Уйти хлопнув дверью? Типа, не буду и я никого любить? Так что ли?
— Прости, Степа, — Никита нежно убрал пряди с ее лица и поцеловал в уголок губ, — просто затопило обидой. Я так рад, что ты меня остановила…
— Даже не думай, Никит! — сказала строго, — я не отпустила бы тебя.
— Спасибо.
— Не благодари. Просто ты мой и все тут.
— Не ожидал… — Никита расплылся улыбкой до ушей. Покачивая Степу в объятиях едва не раздувался от счастья, — надо же…
— Что?
— Приятно, черт!
— Я тоже не ожидала… Что так расплющит, — она тоже улыбнулась.
— Но я должен еще кое в чем признаться.
— В чем?
— Ко мне сегодня приходила бывшая невеста…
— Катенька, что ли??? — Степка вновь подскочила.
— А ты ее откуда знаешь?
— Знаю! — ответила недовольно, — знакомы! И даже не раз виделись. Сначала она приходила выдернуть мне волосы из-за Гора. А потом… — она на миг замолкла, подумав, что последнее пожалуй лучше не говорить, но раз сказала «а», в пору говорить и «б», — она пришла с приворотом в дом твоего отца. И чуть не случилась беда.
— Вот черт! — Никита врезал кулаком по постели, — она… сделала тебе больно?
— Что? Нет! — хмыкнула Степка, вспомнив ту встречу, — скорее я ей.
— Боевая, да?
— Бывает, — ответила уклончиво, — так что она хотела?
— Теперь даже не знаю. Говорила любит, помириться предлагала.
— Хм, быстро она что-то. Мечется между мужиками, — Степка была зла и едва сдерживала обидные слова в адрес соперницы, — и что ты?
— Я давно не люблю Катерину, — пожал плечами, — но выставить ее было трудно, тут помог твой Фич.
— Как же, позволь узнать?
— Вцепился ей когтями… в пятую точку, — прыснул со смеха Никита, однако умолчал, что пятая точка в тот момент была без одежды. Ни к чему невесту расстраивать.
— Вот это по-нашему! — Степка расхохоталась, — пожалуй, дам ему двойную порцию сметанки! Фич пофиксил траблу! А-ха-ха-ха!
_____
Пофиксил траблу — фразочка программистов, означающая, что проблема устранена (ошибка исправлена)
«Не любить — горе, а влюбиться — вдвое»
— Вот мы поговорили, можно и… — настроение воздушника изменилось порывистым ветром, Степка и пикнуть не успела, как оказалась лежащей на спине, придавленная к постельке гибким мужским телом. Испуганно моргнула и зависла, в глаза янтарные поглядев. И припомнилось, как однажды, в его кабинете, она точно так же потерялась, когда он что-то непонятное сотворил, а у нее оргазм едва сам собою не приключился. Правда тогда она считала, что Никита простой человек, никаким сверхсилами не обладающий.
— Что… ты… делаешь? — пролепетала заплетающимся языком и жадно облизала вмиг пересохшие губы.
— Хочу подробности про меч и ножны… — коварно прищурившись, потребовал жених, — я прав, нам запрещен полноценный контакт, а поиграть немного можно?
— Ни-кит… — Степка прикрыла глаза и громко охнула, когда низ живота объяло жаром. Изумленно распахнула веки и сжала руками простынь, совсем как мэр накануне, — что ты…
— Ответь мне, Лучик, ну же… Тебе ведь можно… получать удовольствие? — вторая волна жара нахлынула резко, Степка едва не закричала. «Что же он делает, ведь даже не прикасается?!»
— Л-лучик? — вместо ответа пробормотала она.
— Лучик! — согласился Никита, — рыжий, теплый лучик солнышка. Такой я тебя вижу. Но не увиливай от ответа! Дава-а-а-а-й, скажи-и-и-и… — потребовал, послав между ног очередной поток горячего воздуха.
— Да… — выдохнула Степка, все-таки застонав, — что ты… — и задохнулась очередными ощущениями.
— Ш-ш-ш… ты ведь не думала, что я оставлю свою женщину неудовлетворенной? — его шепот на ухо заставлял ерзать и облизывать губы, — после такого потрясного массажа я твой должник…
— М-м-м, — промычала, не найдясь с ответом, да и слова потеряли смысл.
Никита приподнялся на локтях и подул ей на шею. И тело отозвалось предательской дрожью, заставив до боли закусить губы.
— Нет уж, дай их мне, — твердый мужской рот полонил женский, горячий язык зализал место укуса, — медовая, сладкая, моя…
Степка уже не ведала, от чего горит сильнее: от слов ласковых, поцелуев, или того, что он вытворял, не касаясь и пальцем. Воздух в спаленке изменился, накалился, ей казалось, что она в баньке. Тело покрылось испариной, дышать получалось через раз, давясь вздохами.
Воздушник отстранился и подул ниже. Прохладное наслаждение по изгоряченному телу. И она выгибается, мечется по кровати, а он губами трогает ключицы, впадинку у горла и медленно движется ниже. Стоны, всхлипы, скрип кровати, обезумевшие потоки воздуха, окатывающие то жаром, то холодом.
— Какая же ты… — шепчет он, впиваясь наконец в сосок. И на мгновение глохнет от крика, — какая же ты… настоящая… страстная… женщина… такая женщина… моя женщина! — он уже и сам не свой, то ласково дует, то впивается губами, оставляя засосы на влажной от испарины коже.
Степка хочет ответить, открывает рот, но из него вырываются хриплые стоны, ведь тело не корится хозяйке более. Змей извивается, словно хочет отстранится, спасись от этой муки, но не выдерживает… Снова подставляется под ласки.
Не насытившись дивным вкусом грудок, мужчина все
