— Очень приятно, Митя, — улыбнулась Степка.
— Ты улыбаешься сейчас?
— Улыбаюсь. Вот гадаю, какая у тебя фамилия.
— Тогда твоя улыбка станет еще шире.
— Заинтриговал! Скажи…
— Милый.
— Шутишь?
— Нет, не шучу. Милый Дмитрий Исаевич, если быть точным.
— Отпад. Милый Митя, — и захихикала в трубку, — так тебя и запишу в телефон.
— Если ты улыбаешься, значит у тебя все хорошо? — спросил заботливо.
— Да, Митя, спасибо тебе. Я отдохнула. А… как вчера? — спросила, затаив дыхание.
— Не беспокойся. С лесником у нас не первая стычка. И явно не последняя, — ответили безразлично, — поговорили по-мужски, да разошлись.
Вспомнив грохот, который оповестил о начале их «разговора», Степанида засомневалась, что они так просто «разошлись», но в подробности вдаваться не стала.
— Митя, я попросить тебя хотела.
— Проси.
— Ты вчера говорил, отречься решил от сил своих, водных… э-э-э… послушай… не надо, пожалуйста…
Повисло молчание. Степанида занервничала. Она ничего не понимала в том, о чем просит, но интуитивно осознавала, что делает правильно. Он молчал, она продолжила:
— Не надо из-за одной ошибки разрушать свою жизнь, — ляпнула наобум, ведь не знала, может водяник на самом деле и мечтал бы от сил отказаться, — ты…
— Я себе слово дал, — ответил, наконец.
— Так твое слово. И дал ты его себе. Забери, а?
— Панни, — вздохнул водяник.
— Молчи. Не говори ничего. Подумай. Взвесь все «за» и «против».
— Хорошо.
— Спасибо, Митя… — сказала нежно, даже не заметив. С ним было легко и приятно говорить.
— Я могу тебе позвонить еще?
— Можешь, только давай завтра.
— Договорились. Спасибо, Панни, был рад услышать твой голос, пока!
— Пока…
Степка опустила телефон и задумалась. В душе что-то всколыхнулось. Какая-то неведомая до этого момента, щемящая нежность. Грудь сдавило от неизвестного чувства. Конечно, это не любовь, нет. Она слишком мало его знала, но определенно, симпатия. Степка глупо и совершенно счастливо улыбнулась.
Телефон затарахтел еще раз. Почему-то сразу было понятно, что в этот раз с неизвестного звонит мэр.
— Да!
— Здравствуйте, Степанида, — бархатный голос действительно принадлежал Честному, — как Ваше здоровье?
— Спасибо, Никита Горович, благодаря Вам — отлично.
— Почему же благодаря мне? Скорее отцу.
— Вы же его… позвали.
— Ладно, это не важно. Важно, что Вы поправились. Как добрались домой, без проблем?
— Д-да, спасибо, — «значит не знает, что я сбежала от его отца, это хорошо»
— Отец Вас не обижал? — спросил дрогнувшим голосом.
— Н-нет, не беспокойтесь… — а сама покраснела, вспомнив, как именно ее «не обижал» медведь.
— Вы можете мне сказать, если… — настаивал мужчина.
— Все хорошо! — заверила женщина, а про себя подумала, что, кажется, у мэра с отцом отношения не простые. Надо же было и ей встрять между ними, — я немного занята, извините…
— Да, конечно. Это Вы меня, извините, — и отключился. Легкая обида в его голосе заставила Степаниду пожалеть, что была с ним холодна. Вздохнула, почувствовав, что настроение портится.
Телефон больше не звонил и женщина, наконец, пересмотрела все смс. Одно, самое последние, от очередного неизвестного абонента, пришло вчера в полночь: «Позвони. Гор». Степка вздрогнула, вновь ощутив волну силы от этого невероятного мужчины. Как так? Он далеко в своем лесу! Два коротких слова возымели такую силу, что захотелось пробежаться по своей поляне, дабы сбросить напряжение. «Блин, ну почему я так на него реагирую? Не тело, а предатель!»
Перезвонила подружкам, поболтала с ними о том, о сем, пообещав пригласить на новоселье. Затем добавила в телефонную книгу новые контакты, подписав: «Милый Митя», «Грозный», «Честный мэр» и «Гор».
Только отложила телефон, как пришла еще одна смс-ка. И снова неизвестный! «Деточка, ты забыла мою визитку, — было в ней, — позвони, Матильда».
Степанида даже не удивилась, что мать Гора зовут Матильдой. При таком-то облике звать ее, например, Ниной, не могло никак. Значит, бабка у Гора, тоже была тетка креативная, решила она. Но перезванивать ни болотной ведьме, ни ее сыночку, не поторопилась. У нее есть дела, которыми Слагалица слишком долго пренебрегала.
Глава 16
«Доброе дело спасет душу и тело»
Очень тревожила Степаниду судьба той единственной известной ей пары, которой, как она точно знала, нужна ее помощь. Зои и Петра.
Поэтому включила она компьютер, положила руку на мышку и стала гипнотизировать свою заготовку для «Программы Любви»
— И что же дальше? — хоть бы зацепочку какую, понять с чего начать, а там бы она уже разобралась… — Лукерья, — позвала, — а как Слагалицы решают кому помогать в первую очередь, где берут «задания»?
— Так это… само являлось. Бывало, врасплох застанет, озарение-то. Евдотья Ильинична завсегдась носила иглу и тряпочку при себе, — рассказывала охоронница.
— Это типа, села на пенек и давай вышивать? — поразилась Степка.
— Случалось!
— Хм… А бабушка была знакома с ними со всеми? С теми, кого «сводила»?
— Что ты! Зачастую творила издаля. Не знамо об ком, об чем! На чуйке!
— Н-но, как? — захныкала Степка, — хоть намекни, с чего ж мне начинать?
— Не ведаю, я, хозяюшка! — вздохнула Лукерья, — видно, приведется Письмовник подкликать прежде сроку…
— Какой еще, Письмовник? — встрепенулась Слагалица.
— Книжицу не запамятовала? На кой зарок давала?
— Ту, пыльную? Помню конечно! Она меня еще уколола.
— Внимай, хозяюшка. Буду баять, хоть и возбороняется… — глубоко вздохнула Лукерья и поведала: — опосля вступления в силушку, Слагалица стяжает ПамятнОй Письмовник с заветами прародительниц, кои те заповедали младой наступнице. Это та книжица и есть…
— Так чего же ты мне только теперь об этом говоришь? — Степанида от возмущения даже с места вскочила.
— Не можна! Не срок! — возразила Лукерья, — а ежели ты поверку не сдюжаешь?
— Какую проверку?
— Окстись, хозяюшка! Жениховную!
— Не поняла?
— Не дотерпишь до сроку… сгреховничаешь… — пояснила охоронница, — силушка того, тю-тю!
Степанида залилась краской и закрыла лицо руками, вспомнив, как вчера «греховничать» довелось.
— Лукерья, а… — «блин, как спросить, чтоб не догадалась?» — а с женихами совсем ничего нельзя… э-э-э… целоваться там, обниматься?
— Не ведаю в мелочах, но мекаю не можна пущать меч в ножны, а прочее дозволяется. А то как не дать хахалю за перси подержаться, аль за ягодки? — на полном серьезе заявила Лукерья, а Степка аж рот разинула.
— Чего? Что за перси и ягодки?
— От, непутевая! Грудки, да седалище!
— Лукерья! — захихикала Степка.
— Чаво такова? А как уразуметь, годный ли попался?
— Кто?
— Тьфу на тебя! Жёних! А ежели он статный, ладный, сердешный весь такой, да в опочивальне колупай?
— Что колупай? — офигела Степка.
— Да вялой, не расторОпной! Нужён такой?
— Н-не знаю…
— Не нужён! Слагалице дюжий мужик надобен! Аль нет?
— Н-наверное…
— Верное! Излишки силушки, куда дявать?
— Куда?
— На супружника изливать! А ежели он не сдюжает, то такой не надобен!
— Кажется я потеряла нить разговора, — заморгала Степанида.
— Я к тому, что прелюд всякий, очень даже надобен! Поверка силы мужниной. А то как уразуметь, сочетаетесь ли горячностью?
— А если в процессе этой проверки крыша уедет?
— Чаво? Не вникла? — тут уже Лукерья обалдела от непонятного жаргонизма.
— Ну, можно ведь так запроверяться, что не заметишь, как меч в ножны… запрыгнет, — объяснила Степка, показав жест, как палец входит в приоткрытый кулачек.
— А! Так в том и есть поверка. Надобно сдюжать. Утерпеть!
— Ох, Лукерья, — покачала головой Степка, — я конечно,
