Стоны ее удовольствия заглушали звук телевизора, но Люциус не обращал внимания ни на что, кроме возбужденной ведьмы, которая медленно потирала таз о нижнюю часть его живота. А когда она отстранилась, не смог сдержать возгласа разочарования, что невольно вырвался из его рта. Но Гермиона сначала неуверенно поднялась на колени по обе стороны от него, все еще держась для равновесия за спинку изголовья одной рукой, стащила свои черные кружевные шортики и кинула их на пол.
Именно теперь она удивила его так, как никогда не удивляла никакая другая женщина. Крепко ухватившись за спинку кровати, она присела на колени прямо на его подушку и почти опустилась промежностью ему на лицо. Ей не нужно было сообщать Люциусу, чего она хочет, это было достаточно очевидно, и Малфой был более чем счастлив ответить на все ее желания. Его язык легко заскользил между припухшими губками, влажными от желания, от его ласк и от удовольствия, которого она и не скрывала, качаясь бедрами ему в рот. У Люциуса мелькнула мысль, что он мог бы заниматься этим грешным делом, дарующим ему блаженство, всю жизнь, даже если его запястья начнут болеть из-за веревок. Но прошло совсем немного времени, и костяшки пальцев, которыми она хваталась за изголовье, побелели, а движения бедер стали беспорядочными. Люциус с силой всосал клитор, и Гермиона закричала, откидывая голову назад. Плоть ее жарко пульсировала у самого языка Малфоя.
— Боже… боже мой, у тебя безумно талантливый рот… — простонала она, сползая вниз, пока не очутилась над напрягшейся плотью между его ногами. — Но сейчас мне нужно почувствовать тебя внутри, — Гермиона медленно опустилась влажным горячим влагалищем на член. Мягкая, но тугая хватка ее тела жадно поглощала его, обжигающе лаская и даря невообразимое удовольствие. — Боже, как же мне хорошо, когда ты оказываешься во мне… Это чудесно, Люциус, — приподнявшись, застонала Гермиона и тут же скользнула вниз, обволакивая Малфоя своим огненным влагалищем, словно тугой перчаткой.
Она двигалась мучительно медленно, скользя вверх и вниз по члену с чувственной дрожью. Ее ладошки, прижатые к его груди, чуть впивались в кожу Люциуса ногтями. И он смаковал каждый мягкий вздох или мучительный стон, слетавший с ее губ.
— Гермиона, отпусти меня! — глухо выдохнул он, поднимая бедра и толкаясь в нее. — Пожалуйста. Я должен прикоснуться к тебе.
Ее глаза на мгновение открылись и уставились на него, а потом она потянулась к своей палочке и освободила его от веревок. Не тратя время на ноющие запястья, Малфой крепко сжал ее бедра и начал жестко насаживать на себя. Затем поднялся и сел на кровати, продолжая толкаться навстречу и с силой сжимая талию Гермионы. Ахнув, она обняла его за шею и посмотрела в глаза. Их ритм стал единым.
— Люциус. Это лучше, чем хорошо… — выдавила из себя она, слегка прикусив нижнюю губу и тут же зализывая ее, пытаясь успокоить боль.
— Ты заставляешь меня хотеть сделать тебе больно, — он продолжал, обнимая, толкаться в нее как можно глубже. — И тебе нравится это, правда? Тебе же нравится, что ты можешь сделать меня таким сумасшедшим!
— Да-а-а! — зашипела она и начала двигаться с еще большей силой, словно поощряя ускориться и его.
«Никогда и никто не мог доставить мне такого восхитительного удовольствия, хотя и смешанного с болью».
Внезапно Малфой перекатился и, уложив Гермиону на спину с широко расставленными ногами, толкнулся в нее, потом еще раз, сильней… пытаясь войти как можно глубже.
— Ты больше не убежишь от меня… Никогда! Слышишь? — зарычал он, толкаясь в нее еще сильнее.
И это было именно тем, чего она хотела, тем, что и было ей нужно. Гермиона с ощущением полнейшего восторга принимала его, чувствуя, как, отдаваясь этому мужчине, словно бы становится его, только его. И эта страсть словно бы прогоняла всех тех демонов, что мешали ей быть настоящей живой женщиной.
— Не убегу… Я слишком сильно хочу тебя… — из последних сил шепнула она ему в губы.
— Боги, ты убиваешь меня, ведьма… никогда мне не было еще так хорошо, — он глубоко поцеловал ее, пылко впиваясь в рот и языком пробуя каждый его дюйм.
— О да, Люциус, заставь меня кончить, пожалуйста. Не останавливайся… — всхлипывала она, осознавая, что пружина внизу живота сжимается все сильней и сильней, готовясь развернуться.
— Давай, милая, не сдерживайся, — Малфой чувствовал, как вокруг него уже пульсируют мышцы влагалища, предупреждающие о ее приближающемся оргазме. Маленькие нежные ладошки бездумно блуждали по его спине, впиваясь в ту и в его двигающиеся ягодицы. Наконец, Гермиона отчаянно выгнулась, ее тело напряглось, а влагалище крепко сжалось, пульсируя и будто втягивая его в себя. Он продолжил двигаться, понимая, что останавливаться в этот момент ни в коем случае нельзя, пока ломящая мошонка не предупредила о собственном готовящемся взрыве. Ему удалось сделать еще пару толчков, прежде чем семя не взорвалось внутри Гермионы бешеными выплесками, и Люциус тяжело не рухнул на нее, дрожа всем телом и все равно продолжая тихонько двигаться.
— Только ты… — тихо выдохнула Гермиона и крепко обняла его, когда их дрожащие тела уже начали остывать.
— Только я? — он поднял голову и быстро моргнул, пытаясь сосредоточиться и ощущая блаженное головокружение. Она потянулась наверх и убрала с его лица прилипшие пряди волос, заправляя их за ухо.
— Ты… Ты не относишься ко мне так, будто я сломаюсь в твоих руках. Не обращаешься со мной как с какой-то уродкой только потому, что я жду от своего любовника силы и выносливости. Ты даешь мне то, в чем я всегда нуждалась, и полностью удовлетворяешь меня. У меня никогда не было такого мужчины, — тихо призналась она, про себя молясь, чтобы ее слова не оттолкнули и не испугали его.
— А ты — первая ведьма, не требующая от меня сдержанности. И первая, кто желает меня таким, какой я есть. Каждый раз после нашей близости я вымотан и истощен, я почти болею, но мне всегда хорошо. И я чувствую, что это естественно… — он опустил голову и снова поцеловал Гермиону. Только на этот раз поцелуй дышал нежностью, показывая, что именно она значит для него.
— Так что… теперь мы с чистой совестью будем узнавать друг друга лучше? — Гермиона подняла голову и лукаво
