— Почему на балкончик? — уточнил Нелдер, нежно в глаза пациенту заглядывая, фонариком светя.
— Чего далеко-то ходить? — изумился мужик, преданно на доктора таращась. — Тут дело такое, разлил я давеча банку варенья, что моей женке сеструха из деревни присылает. Ну прибрался, конечно, чтоб баба по шапке не дала, да сам и забыл, а пол-то липкий остался. Так я, значит, шубу на перильца повесил, щеткой ее начал стряхивать, перегнулся… И вот сам не соображу как — бац! — сижу во дворе с шубой в охапку! Только зыркаю, как дурак и жоп… э-э, заднику больно. И, главное, тапочки-то мои на балконе как стояли, так и стоят! Приклеились, понимаешь! А я, когда с шубой вожжался, на пальцах привстал и выскользнул. Представляешь?
— Не очень, — честно признался Нелдер.
— Ну так я встал…
— Встал? — охнула Ани.
— Вот как есть, встал, — сурово подтвердил бедолажный. — Даже общупался весь — цело все, во как повезло, хоть и грохнулся на камень! Перекурил с мужиками, шубу на плечо подхватил, ну и потопал домой. Думаю, моя щас как развизжиться! Так у нее голова болит, не до супружника. Дверь мне открыла и утопала. Ну а я чего? Шубу-то дочистить надо? Значит, опять на балкон. Только за щетку взялся, жена является, спрашивает: «Чего делаешь?». А я: «Шубу чищу, сама же просила». А она: «Так ты ж уже почистил!» А я так, вытаращившись: «Когда?». Она: «Так сейчас, со двора ж тебя пускала!» А я ей: «С какого двора, золотая ты моя? На мне только исподнее». Ведь и впрямь, как в рубашке и подштанниках был, так ведь и полетел. Женка моя в ответ: «Ну да. Еще подивилась, почему ты без тапочек». Так я-то уже в тапочках! Ну и говорю: «Привиделось тебе, как встал, так и стою, не уходил никуда. Может, ты того, сама до хаосовых тварей усугубила»? — пациент осторожно, но очень выразительно щелкнул себя по кадыку.
— И что жена? — хмыкнул Нелдер.
— Так побелела вся, к соседке кинулась. Она вроде вас, тоже нашептывает.
— Мы нашептываем? — изумилась Ани.
— В смысле, соседка тоже лечит, — пояснил мужик. — А я вот думаю: и правильно, помучайся! Будешь знать, как мужа родного загрызать! Ну и решил шубу-то дочистить. И вот не поверишь…
— Теперь поверю, — кивнул Кайрен, — ты опять спланировал.
— Точно! — обрадовался больной. — Вот ведь угадал! Только первый-то раз мимо кучи брякнулся, а во второй в самую середку и угодил, да ногу того, покалечил. Тут жена выскочила, а мужики, гады, меня тут же и сдали, рассказали, как я первый раз летел. Вот она и озлобилась, — взгрустнул пациент. — Ну ничего, в следующий раз будет знать, как мужа пилить. Слышь, девка, то есть, девушка. Вот ты красивая такая, хорошая. Не выходи замуж! А то до алтаря вы все прям раскрасавицы, а потом змеищами оборачиваетесь.
— Да я и не собираюсь, — отозвалась Ани. — В смысле, замуж не тороплюсь.
— Совсем? — помолчав, ненавязчиво поинтересовался Кайрен, шину бедолаге налаживая.
— По крайней мере, в ближайшее время, — сама не поняв на что, обиделась Сатор.
— Зато шипеть-то, как погляжу, у тебя уже здорово выходит, — гоготнул «летун».
А вот Нелдер ничего добавлять не стал, спрашивать тоже. Работал себе, тихонько насвистывая под нос.
* * *Пока Кайрен убеждал дежурного врача, что он не спать должен, а ребенка, перекушавшего недозрелых слив принять, а, заодно, мамочку и бабушку малолетнего обжоры, которые тоже фруктиками угостились, Анет решила отлучиться по дамским делам, а, заодно, и умыться. От жары, пыли и усталости казалось, будто к лицу пергаментную пленку прилепили и никакие салфетки не помогали ее стереть.
Правда, больничный туалет, хоть и предназначенный только для знающих — потому на и двери и висела табличка: «Осторожно! Заражено!» — блаженства царства лорда Солнце не обеспечил. Во-первых, тут остро и липко пахло щелоком, а, во-вторых, вода из крана текла тонкой, тепловатой, да еще и желтой струйкой, будто стесняясь собственной несостоятельности.
Пока Сатор под струйкой запястья мочила, дверь туалета громко распахнулась, впустив из коридора сквознячок, гневный вопрошающий глас: «Чего вы мне всяких засранцев возите?» и не менее гневный ответ Кайрена: «Потому что у тебя тут инфекционное отделение?». А на пороге появилась санитарка с ведром, на котором было кривовато намалевано: «Рас. — Хл. 0,5 %»
— Здрасти, — тихонько поздоровалась санитарка, поправив на голове косынку.
От дверей она не отходила — Ани стеснялась, что ли?
— Добрый вечер, — отозвалась не менее вежливая Сатор, не без труда закрывая кран.
— Да уж какой вечер? — поддержала светскую беседу женщина. — Глухая ночь на дворе давно. А вы что? Опять подкидыша привезли?
— Почему подкидыша? — вяло удивилась Анет, пытаясь сообразить, что может значить загадочный «Рас. — Хл.», а еще чем бы вытереть руки.
Ничего умнее, чем «растерзанный хлеб» на ум почему-то не приходило. Ну а ладони, за неимением полотенца, пришлось сунуть в карманы. Не вытирать же их подолом в самом-то деле!
— Да это я так, пошутила, — санитарка снова свою косынку поправила, сдвинув ее со лба на затылок. А Ани поняла, что никакая она не старая, вряд ли старше собственной саторовской матери, всего лишь усталая очень. — Просто в прошлый раз, ну, когда мы виделись, вы к нам младенца подкинутого привезли. То есть, не сюда, а в патологию новорожденных. Я там сестрой работаю, а тут подрабатываю.
— А-а… — мудро заметила Анет.
— Хотя сейчас-то он тоже тут. Животом, бедолага, мается. Видать, эльфенков-то надо по-другому выхаживать, да кто им больно заниматься станет? Вот и пичкают снадобьями, а толку? Ну да судьба у них, горемычных, такая.
— Почему горемычных? — из чистой вежливости спросила Сатор.
Про какого ребенка санитарка толкует, она вспомнила, даже не вспомнила, а просто догадалась — все-таки нечасто постовым младенцев подкидывают. А вот эту вежливую узнать не могла, да не слишком-то и пыталась.
— Ну а как по-другому? — женщина с силой брякнула ведром о кафельный пол. Внутри ведра, естественно, оказался вовсе никакой не растерзанный хлеб, а мутноватая вода и плавающая в ней медузой тряпка. — Чего им хорошего ждать?
— Ну, почему сразу так? Я слышала, младенцев охотно усыновляют, — промямлила Ани, соображая, как бы
