– Сэгодни ночю. Там жэ. Нэ прэдишь, всэм рэсскажу.
Точно! Сегодня ночью. Она должна сама справиться со своими проблемами, без сопливых предателей! Асур пришёл не один, привёл четверых подростков.
– Уже поди очередь установили? – злобно отреагировала Маруся.
Ребята ожидали увидеть затравленную, на всё готовую девчонку, поэтому слегка ошалели. Маруся сидела на краю ванны, набитой грязным бельём, затягивалась сигаретой и бросала ругательства, самым мягким из которых было «чурки».
– Читать умеешь? – она протянула исписанный листок бумаги.
Нурлиев изумлённо всмотрелся в текст, брови поднялись, губы зашевелились, разбирая слова. Прочёл до конца – глаза налились кровью:
– Ты, блэд, бюдэшь заява на мну писать?! – он разорвал заявление.
Маруся протянула ему второе, идентичное:
– Это можешь тоже порвать. У меня ещё есть.
– Чэго хочэшь, а? – взмолился Нулриев, в тюрьму ему явно не хотелось. – Кто тэбэ вэрить будэт?
– Всё очень просто, – Маруся растоптала окурок, глядя в глаза обидчику, – в моей комнате, в книге лежит заявление, а сверху записка, что ты виноват в моей смерти!
– Какой смэрть, а? – красные глаза Асура расширились.
– Вот такой! – Маруся рывком заскочила на ванну, накинула приготовленную петлю на шею и спрыгнула. Ноги ударились об острые, холодные края. «Синяки будут», – последняя мысль заглушилась ощущением прострации, и только резкая боль под подбородком, как поперхнулась.
Она не знала, что будет дальше с Асуром, Андреем, ей просто хотелось умереть… Очнулась на холодном полу, пацаны поддерживали голову. Асур стягивал петлю, увидел открытые глаза, завопил, брызгая слюной:
– Дура, да? Асура в тюрьма, да?
– Всё равно тебе крышка, – Маруся прохрипела, болело горло.
– Дэнеэг надэ? Чэго надэ?
Маруся села, головокружение не отпускало. Взгляд остановился на близстоящем парнишке:
– Спусти штаны, – попросила она, не веря, что тот это сделает.
Потрясённый, ранее настроенный на свою первую женщину, чернявый отрок спустил штаны до колен: «Вдруг… она… со мной…»
– Отсоси у него, – голос окреп, но мысли путались, словно их забыли вынуть из петли, – и не будет никакого заявления, и вешаться тоже не буду.
Обидчик побледнел, насколько может побледнеть чеченец, задрожал, опустился на колени и ткнулся в мошонку обалдевшего пацана.
– Не увиливай! Давай, давай, – руководила Маруся, внезапно ей стало смешно, она захохотала, тут же закашлялась. Умора! Тошнота! Девушка выбежала из прачечной, глотая смех, слёзы, боль и разочарование. Лучше бы её не спасали!
Теперь чёрные дни наступили для Нурлиева. За один час он потерял своё могущество, а за неделю хихиканий и издёвок превратился во вздрагивающего от любого громкого звука неврастеника. Маруся старалась не попадаться ему на глаза, потому что читала там кровавую ненависть. И когда внезапно из-за угла гаража, когда она проходила мимо, на неё что-то кинулось, пронзая плечо болью, закричала в ужасе, забилась… Но не она одна проходила мимо гаража…
Асура судили. Когда она вернулась из больницы с аккуратным шрамиком под левой лопаткой, интернат встретил её как героиню или великомученицу. Первое время даже воспитатели невзначай забывали на её тумбочке конфеты и пряники. А её тошнило от подобной заботы. Она знала – всё известно. Сплетни живучи. А она полная дура, юродивая, висельница!
В больнице она терпела боль и думала – что дальше? Скомканные половики провоняли, навсегда определив её судьбу. Всё ушло. Обесчещенная, ощутившая боль смертных судорог, предательство, бесстыжая, интернатская – кто это? Как трудно – Я. Но ведь Я – это совсем другое, и страшно понимать, что два разных «Я» – одно. Маруся в очередной раз приземлялась на лапы. Она неплохо закончила десятилетку и, выходя из здания, где провела около трёх лет, даже не оглянулась. Девчата звали в швейную шарагу. Она поступила в филиал педагогического института на факультет физкультуры, ума хватило узнать, что сирот там принимают с поблажкой.
Общаговские лишения и проблемы переносились легче, нежели у других и слились в один твёрдый, как клеймо, сплав – нищета. Сплав, правда, имел две серебряные жилы: более интеллектуальное общение и независимость, позволяющая углубляться в мечты. Всё ушло тоже. Осталась продуваемая ветрами хибара, обещания о новом жилье, забота о пище и одежде, работа, мотоцикл… На третьем курсе во время летних каникул Маруся выгодно устроилась на работу проводником на маршруте Новокузнецк – Симферополь, где пригодились и физическая закалка и психология интерната, а главное – умение выторговывать. После работы остались яркие воспоминания о красивых южных городах, до сих пор ассоциирующиеся названием с мешками белья, выгодные знакомства и связи, а так же – мотоцикл как символ будущего. Единственная ПРИНАДЛЕЖАЩАЯ ЕЙ вещь. Выход из скомканных половиков.
Возможно, она хочет всего и сразу, но хоть желания-то можно иметь?! Деньги – выход к мечте, средства добывания их – проблема сугубо индивидуальная, как и мечта – у каждого своя. И разве мужчины хуже воровства? Кто торгует водкой, телом – занят очень важным делом. Но позволить себе такое, как сегодня со Спортсменом – искорка во тьме. Имя этой искорки – женщина.
Уже засыпая, Маруся видела тяжёлые тучи над Спящим Драконом, разрывы между ними казались пустыми глазницами и ухмыляющимся провалом рта гигантской маски Бэтмена. Руки затекли, что-то громоздкое налипло на них. Барс! Конечно, Барс! Она хочет положить его, но не знает куда – вокруг горит земля, пахнет дымом… Зевнув, Маруся отвернулась и, прижавшись спиной к тёплому боку мужчины, высвободила руку. На миг сознание ещё раз прояснилось, подсказав, что она не может видеть ни Спящего Дракона, ни горящей земли, потому что находится на сеновале на чердаке в доме старого Ачола, и затем вновь ввернуло в пучину сновидений, где всё было не так, где часть естества не принимала схемы и ждала того, что ещё не было найдено. Искорки. Любви.
19
…Но будешь ты везде случаен,Какую дверь ни отвориВнутри сей жизни,Сих печалей,И города сего внутри,Где прожито уже немало…М. ОкуньВечер промелькнул, как минута. Встречая съезжающий с парома автобус, Маруся ещё не знала, сколько их – участников экспедиции, и кого по просьбе провидца Анчола она должна «привести в гости». Мужчины расквартировались быстро, и проблема отпала сама собой. Командир и Балагур ответили на приглашение дяди Коли – участкового, Шурик и Спортсмен остановились у ветхой бабки Паштук. Почему остался в одиночестве Молчун? Возможно, ему было всё равно где спать. Маруся вгляделась в хмурое, тяжёлое, словно высеченное из камня лицо. Морщины на лбу, подобно глубоким волнам, сходились и расходились над переносицей; редкие, как бы выщипанные брови, замутнённые глаза, упрямый, хищный нос с горбинкой, припухшие, слегка обвисшие над широкими скулами щёки и как бы срезанный, прямой подбородок под резко-бледными губами. Словно имеешь дело с хорошо сконструированным роботом, по ошибке наделённым невысоким ростом и жилисто-худощавым торсом.
Он сел сзади, приобняв девушку за талию. Мотоцикл взревел и покатил вдоль реки за улус, где возился со
