– Эй! – донеслось сверху. – Ты где?
Шурик пополз обратно:
– Здесь я! Сейчас!
– Где ты? – голос Иры, казалось, дрожал от волнения. Или страха? Или недоумения? Он решил, что она его не слышит. Выбравшись из третьего подпола во второй, он позвал Иру, но услышал лишь лай собаки.
Покрутив головой, Сашка увидел приближающуюся из лаза, хода или чёрт знает чего и как называется, фигуру.
– Ирка? – окликнул.
Но то, что приближалось, не могло быть Ирой. Это был Спортсмен.
«Он не умер! Не умер! – от радости заныло сердце. – Я копал что-то. Могилу! Для него! А он живой!»
– Да, я живой, – сказал Спортсмен, приблизившись, разбитые губы кровоточили. – Я буду жить вечно, Шурик. Пойдём с нами?
Сашка хотел было протянуть руку, но замешкался. Прямо перед ним сверху упала верёвка.
– Быстрее! Поднимайся! Здесь нельзя летать! – крикнула Ирина.
– Не слушай её. ОНА НЕ ЗНАЕТ!
– Быстрей же! – голос сверху захлёбывался.
– Пойдём! – Спортсмен всё ещё предлагал протянутую руку, медленно сжимающуюся в кулак.
– Нет! – решил Шурик, хватаясь за верёвку и ощущая, как пот бежит по спине.
Спортсмен расхохотался, лицо лопнуло и потекло по плечам и груди, обнажая куски плоти. Призрак разжал кулак, на ладони лежала – и Шурик ещё за секунду до этого знал, что будет там лежать! – верхняя золотая челюсть.
…Он закричал и проснулся, вскинул голову с лежащих на столе рук, рассвет буравил солнечным светом комнату через оконце и освещая вздутое, в кровоподтеках лицо Спортсмена. Он держал в вытянутой руке верхнюю челюсть и, как прорвавшийся из сновидения кошмар, прохрипел:
– ВОЗЬМИ СВОЁ ЗОЛОТО, ЩЕНОК!
Вторая рука глыбой взгромоздилась на плечо, пронзая внезапной болью. Шурик, вопя, успел взглянуть на неё. Увидел – подобные когтям длинные ногти, врезающиеся в кожу через ткань, и тут же грохот выстрелов и запах сгоревшего пороха навалился, удушая.
Молчун начал стрелять первым. Проснувшись от крика, он, не задумываясь, всадил в Спортсмена половину обоймы пуля за пулей. Тот отшатывался, сгибался, припадая на колено, пытаясь подняться. Маруся, натянув одеяло до подбородка, наблюдала, сдерживая рыдания, застрявшие в горле. Бортовский вцепился в автомат, держа монстра под прицелом. Шурик при первой возможности, увернувшись, сжался в углу, лиловый от испуга.
Спортсмену удалось подняться на ноги, выплёвывая мутную пену. Закатив глаза, он удивлённо хлопал себя по дырам, оставленным пулями, видимо пытался удержать сочившуюся из них грязновато-жёлтую жидкость. Черты лица с трудом угадывались под сморщенной оспой, напоминающей поджаренную на крови яичницу. Маруся не выдержала:
– Он живой! Не стреляйте!
– Так я и поверил, – Молчун перезаряжал обойму.
Привлеченный миганием фотовспышки, умело и резво подсоединённой Балагуром к аппарату, монстр двинулся к нему. Молчун ещё раз выстрелил в спину, будто пальцем в небо – никакого результата. Переваливаясь и покачиваясь, Спортсмен подходил к кровати, оставляя за собой лужицы слизи. Споткнувшись об спинку, завалился на сетку, как слепой, ощупывая пространство. Балагур не ждал: разинув рот, пятясь, оказался ближе всех к двери, пнул её и рванулся наружу. Комок в горле выскочил, и Маруся начала визжать.
– Лейтенант! У тебя топор под кроватью! Руби его к чёртовой матери! – орал Молчун.
Бортовский себя упрашивать не стал – топор с чавкающим звуком вонзился в спину чудовища.
– Не надо! Что вы делаете?! – не унималась Маруся. – Это же Толя!
Спортсмен, подобно теряющей кожу змее, вывалился из штанов и упал на пол. В очередной раз занесённый топор, перерубив ступню, отпрыгнул от железной сетки. В дверях появился вооруженный сапёрной лопаткой Борис и опустил её в подзатылье ползущего монстра. Молчун выпустил пистолет и схватился за голову, разрывающая боль в висках парализовала, в них стучался сверхусиленный всхлип Шурика, отзываясь рёвом ополоумевших слонов:
– Он жидкий! Он почти жидкий!
Когда боль отпустила, удалось взглянуть на происходящее. Иван постарался на славу, расчленив существо на такие мелкие части, что они казались кусочками разломанной куклы. И никакой крови! Только слизь. Видимо и Бортовского это заинтриговало, если не сказать больше – он перетрусил:
– Как же это? Жечь! Жечь будем! Костёр палите! – ревел он, замешкавшись, обернулся и осоловело уставился на ещё не покинувших кровати Молчуна и Марусю. – А потом вы… мне подробно расскажет, чего там вчера взрывали!
35
Рассчитываю, что, оценивая общую обстановку, Вы разовьёте всю Вашу энергию и достигнете серьёзных результатов.
В. И. Ленин «Телеграмма И.В. Сталину», февраль 1920 г.Останки Спортсмена выгребали лопатой. Балагур всё-таки уговорил Ивана захоронить их, а не сжигать. Вязкой, отдельно напоминающей человека, массой провоняла вся избушка, огонь только бы занял время и усугубил неприятные запахи. Молчун, морщась, внимательно рассмотрел расчленённые останки, небрежно сваленные на одеяло.
– Сделайте что-то, наконец! – возмутилась Маруся, стараясь не смотреть на расстеленное у порога одеяло. – Решили хоронить? Так быстрее!
– Не кричи, – поворачивая лопатой разрубленную голову, попросил Молчун. – Взгляни, тебе ничего не напоминает?
– Не буду я смотреть!
– Где копать? – всхлипнул Шурик. – Там же, где…
– Нет. Здесь. Или лучше у того дерева. С этой стороны дома. Всё-таки, он с нами был… А с зэками хоронить… не надо бы. Кстати, – Молчун-бурчун встревожился. – Сашка, возьми, хотя бы Марусю. Посмотрите как там? Только осторожно. Если с могилой что-то, то сразу назад.
Бортовский выволок из избушки ноутбук, установил подальше от всех под ульем и завозился с модемом, подключая к аппарату, который в своё время Пахан принял за портативный компьютер. Любознательный Балагур тут как тут:
– Что это за штуковина?
– Усиленная модемная связь, – гордо объявил Командир. – Единицы в стране. Костенко выделил. Он стоит больше, чем все ваши жизни… Сотовый центр в тайге построить забыли, телефон-автомат тоже поленились поставить, наши рации на таком расстоянии не берут, не забудь про помехи…
Балагур с интересом наблюдал за манипуляциями Ивана. Плоский квадратный прибор никак не сочетался с его представлением об обычных модемах.
– Переговорки тоже взял. Три штуки, – Иван вынул устройства из рюкзака. – Попробуй!
Борис вытащил антенну, покрутил настройку, бессмысленно потыкал кнопки: свист, скрежет, едва различимые голоса.
– Во! А с этой штуковиной – не пропадём, – Бортовского разбирало от своей значительности, как будто он сам изобрел усилитель. – Иди пока. Мне на связь надо выходить…
Молчун отмерил лопатой контур могилы, подумал, прикинул на глаз размер свёртка – завязанное одеяло с частями тела напоминало полупустой куль с цементом только зачем-то раскрашенного в яркие тона – и сократил отмеренное вдвое. Они с
