Потом безрассудочно метался по подвалу, круша всё, что мог разрушить лом. Досталось и транспаранту о выборах, и ржавым вёдрам, и обветшалым стульям. В приступе ярости он обрушился на чёрные трубы, где свисающие куски пакли могли посоперничать в невозмутимости с плесенью и мхом. От одного удара кружка, старательно собирающая влагу, опрокинулась, простившись со своим содержимым. Опомнившись и едва сдерживая рыдания, он, словно грудного ребёнка, бережно поднял кружку и установил её на прежнее место. Потом плакал и смотрел в отверстие, наблюдая за приближающимся вечером. Мысли текли плавными мутными потоками и утекали, не застревая в сознании.
Вспомнился сон, особняк, каталог и котёнок. Всё это было послано как бы в насмешку. Давняя мечта об отдельном доме с кабинетом, спальнями и библиотекой настолько отдалилась, что он теперь вожделел оказаться в своей двухкомнатной квартирушке на втором этаже панельного дома. С окнами, выходящими на проезжую часть и во двор с мусорными контейнерами. Где-то зашевелилось подсознательное беспокойство, что-то он упустил. Тщетно атакуя дверь, сочиняя нелепую записку со стрелкой, он ведь всё время надеялся на что-то неотъемлемое и основательное. Жена! Его нет дома вторые сутки. Она обязательно уже забила тревогу. И полиция первым делом направится в санаторий. Увидит машину, надпись… и мёртвую девушку. Пусть! В тюрьму, на каторгу, к людям! Лишь бы поскорее выбраться отсюда! Он объяснит! Они простят пожилого больного человека с чеховской бородкой. Старый маразматик ошибся этажом и попал в подвал – разве не бывает? Он и не предполагал, что здесь окажется мёртвое тело. Правда же? И пусть судят Новенького, забулдыгу-грузчика, а не его, уважаемого врача, опору кардиологии и всего здравоохранения в целом.
Но не знал Сергей Карлович, не мог знать, что в то время, когда он в припадке бешенства ломал транспарант и пинал вёдра, в дверь двухкомнатной квартиры на втором этаже позвонили трое коротко стриженных молодых людей. И когда, шаркая по линолеуму домашними тапочками, старая женщина открыла, они сходу оглушили её ударами кулаков, затолкали в комнату, вытащив ножи и угрожая, заставили раздеваться. Рвали старенькую комбинацию, выкрикивая, брызгаясь слюной, ругательства погаными, как выгребные ямы, ртами. Потом насиловали и полосовали ножами. Затем запихивали в сумки и пакеты барахло, вплоть до столовых ложек. Одного сильно заинтересовал ящик с медицинскими препаратами, особенно таблетки и шприцы.
Обеспокоенные шумом соседи вызвали полицию, которая приехала через полтора часа. Винить её в том было нельзя. Оперативная группа, дежурившая в тот день по микрорайону, была вынуждена задержаться на захвате слесаря механического завода, изнасиловавшего свою девятимесячную дочь. Затем направилась в частный сектор, где сожительница, пожарив мужику картошки, предложила достать из погреба помидорчиков для аппетита. А когда тот склонился, доставая банку, озорно и легкомысленно пнула под зад. В результате падения бедолага сломал шею. Затем машина застряла в гигантской пробке. Сержант Свиридов нехотя прошёлся до места аварии и выяснил, что некий частник, оставив машину у подъезда, вернулся, завёл и тронулся, не заметив мальчугана, забравшегося под автомобиль с явным намерением спустить шины. Когда раздался крик и характерный толчок, водитель бросил машину влево, где и столкнулся с «BWM», на которую затем налетел микроавтобус.
Когда группа добралась к дому врача, пострадавшую уже доставили в больницу, откуда после оказания необходимой помощи в ближайшее время её направят на психиатрическое обследование, после которого психбольница станет для неё вторым домом.
По рации им передали ещё один вызов, вновь в частном секторе. Усталые, злые, потные от духоты сотрудники подъехали к дому одинокого пенсионера, который, как сообщил сосед, схватил вилы и забил свою корову. С этими окровавленными вилами он и вышел встречать полицию. Дед, насупившись, упрямо поплёлся навстречу Свиридову. Ещё можно было что-то предпринять – в крайнем случае, сесть в машину, отъехать и вызвать подкрепление. Но сержант не задумываясь остановил старика выстрелом в лицо. Потом, развернувшись, внезапно застрелил товарища. Сержанта взяли через полчаса при попытке совокупления с мирно пасшейся неподалеку козой. По иронии судьбы его поместили потом в лечебницу через стенку от пострадавшей старухи.
Ничего подобного Сергей Карлович знать не мог. Он сидел и наблюдал, как садилось за горами солнце. Ночью крысы оживились: они пищали, толкались взвизгивая на трубах. Утолив жажду, скопившейся в кружке вонючей водой, врач уснул у двери, словно старый провинившийся пёс, ожидающий, когда его всё же простят и впустят в дом. А теперь, встретив новое утро, вспомнив вчерашние испытания, приготовился к новым. За ночь накапало чуть больше полкружки. На полдня этого хватит. А как быть с едой? Сказки о сыромятных ремнях и кожаных перчатках, якобы пригодных в пищу его не прельщали из-за отсутствия упомянутых предметов. Ягоды и другие растения в подвале не росли, не считая мха и плесени, в питательных свойствах которых он сомневался. Вчерашний приступ ярости и попытка совладать с засовом сказались ноющей болью в суставах и пояснице. Он тоскливо поглядывал на свой автомобиль, такой близкий и недосягаемый, вспоминая о пачке печенья, припрятанной в бардачке для внуков. Долго упрекал себя – мол, дурак, надо было оставить машину у входа, тогда бы её скорей заметили, да и тот же закрывший его алкоголик не оставил бы санаторий со спокойной совестью, а начал бы его искать. Надо было вообще не возвращаться, не связываться с трупом. Надо было не соглашаться, когда предложили работу в санатории. Или взять свободный диплом, отказавшись от распределения. Вся предыдущая жизнь показалась ему глупой и никчемной. Столько возможностей упустил, столько хотел сделать и не сделал. Почему? За что? Сергей Карлович беззвучно плакал, вспоминая все причинённые ему обиды, доставленные радости, мельком отмечая и свои несправедливые поступки по отношению к близким. Не пора ли браться за мемуары? Что он оставит после себя? Что оставит? Глупую книгу воспоминаний?
Ссутулившись, предавался горю бессмысленности жизни, когда проворная крыса забралась к нему на спину и царапнула шею. Брезгливость перечеркнула всё, даже голод. Стряхнув животное, Сергей Карлович торопливым ударом ломика переломил ей хребет. Краса юлила: пытаясь ползти. Ещё один удар размозжил ей голову. Словно вспомнив о чём-то важном, врач побежал к трубам, мельком взглянув на уменьшающуюся в объёме медсестру, пошарил и нашёл крысу, убитую вчера. Поднял за хвост, принёс и положил рядом. Две убитые крысы, напоминающие огромные котлеты с соусом, всё в
