Схватив трясущимися руками мёртвую крысу, как бы обжигаясь о ещё тёпленькое тельце, он поднял её ко рту и впился зубами в перебитую спину. Тут же отбросил тварь, сплюнул кусок вырванного мяса и долго отплёвывался, склонившись над ржавым ведром. Возвращение разума стоило организму титанических усилий, обмякший врач прислонился к шершавой бетонной стене и рыдал, поклявшись себе, что никому и никогда не расскажет об этом эпизоде.
Что-то зашуршало на улице. Вновь вернулись силы, он метнулся к вентиляционному отверстию, втиснул в него лицо и вглядывался, всматривался, весь превратившись в глаза. Ничего. Всё тот же одинокий автомобиль с недосягаемой пачкой печенья в бардачке, безликая железная изгородь, те же дремлющие горы на горизонте, кучка кирпичей справа от машины, обрывки газет и… рыбья косточка. Издав подобие звериного рыка, он обрушил ненависть на отверстие, вонзая лом, кроша бетон, пытаясь расширить, раздвинуть…
Битва с фундаментом санатория продолжалась недолго. То незначительное крошево, которое отколол лом, говорило, что если расширять отверстие таким способом, на это уйдут недели. В бессильной злобе он обрушил лом на земляной пол. Образовалась дырочка, что обрадовало. Земля не так прочна. Подкоп! Как же он сразу не догадался! Несколько часов рыхлил землю ломиком, выгребал руками, опять ковырял ломом. Казалось, он приложил усилий – хватило бы прорыть вход в метро, но вырытая яма едва достигала колен. Новый спазм голода свёл судорогой желудок. Надо что-то поесть. Он оглянулся на оставленные у двери тушки, но они исчезли под острыми зубками своих сородичей. В бешенстве Сергей Карлович бегал по подвалу, гоняясь за прожорливыми тварями, но не мог сконцентрироваться, и крысы удирали практически из безвыходных ситуаций, когда ломик обрушивался рядом с их безмозглыми головками. Выдохнувшись, врач остервенело огляделся, словно за ним могли наблюдать. Интересно, а правда, что человеческое мясо намного вкуснее обычного? То, что осталось от медсестры могло послужить приличным обедом. Потом. Когда не останется ничего другого… К вечеру яма достигла груди. Но шероховатость фундамента не кончалась. На какую глубину его кладут? Метр? Полтора? Он работал, пил собранную в кружки жидкость. Запахи давно не смущали и стали привычными.
Усталость и голод давали о себе знать. «Потом» наступило. Если он не поест, то так и останется в вырытой яме, как в могиле. Шатаясь, приблизился к трупу, на котором копошились голохвостые зверьки, попытался вновь согнать их… Одна бросилась на грудь. Отшвырнув её, Сергей Карлович вынужден был защищаться от другой, прыгнувшей сверху и вцепившейся в волосы. Острые зубы вонзились в икру и голень. Пиная тварей, отбиваясь рукой и ломиком, он отступил. Но крысы продолжали атаковать, прыгая на плечи, на живот, на колени, на машущую руку, обволакивали, осыпались и вновь прыгали. Десятки кровоточащих ранок жгли, заставляя кричать. Только бы не упасть. Он спрыгнул в яму и бешено принялся за работу, подставляя натиску крыс согнутую спину, вяло отмахиваясь от слишком назойливых. Разодранная, искорябаная спина просила о пощаде, но он ожесточённо выгребал землю, вонзаясь пальцами. Ещё чуть-чуть. Только бы успеть! Докопаться до основания фундамента, выковырять из-под него землю и прорываться наверх, наверх… Зверьки падали шлепками, одна вырвала кусочек уха, он схватил её и с размаху плюхнул об стену, смахнул кровь и продолжал разгребать комки руками, чувствуя усилившуюся поступь коготков по спине. Пот и кровь застилали глаза. Лом, давно забытый, путался в ногах.
Рука нашарила твёрдую поверхность. Что это? Ломая ногти, Сергей Карлович выдернул доску и ощутил под собой пустоту. Наконец-то! Отбросил вторую и прыгнул. Крысы последовали за ним. Подземный ход, низкий настолько, что приходилось ползти на четвереньках, длился, казалось, бесконечно. Крысы наступали на пятки в прямом и переносном смысле, некоторые обнаглели настолько, что расположившись на двигающихся икрах, лакомились сухопарым задом. Ход постепенно расширялся, уже можно было подняться на искусанные ноги и согнувшись в три погибели слегка бежать. Потом стало возможным выпрямить спину, затем поднять голову…
Чуть позже перед врачом простиралось изрытое, искромсанное в грязь пространство. Сотни, тысячи отпечатков ног оставили здесь свои следы, постепенно разрыхляя, растирая почву, превращая её в свежевспаханный луг. Пространство, скрывающее свои границы в сплошной мгле, могло быть той самой бесконечностью, которую страшно представить, если бы напротив не заканчивалось бетонной стеной, в центре которой располагались железные створки чёрных, прокопчённых дверей. Их размеры могли предвосхитить размеры всех дверей, виденных им раньше. Словно кому-то вздумалось построить под землей гараж для машины, своими габаритами превышающими самолёт. А справа сбоку, похожая на вентиляционное отверстие, лучилась дыра. Именно лучилась, потому как свет, выходящий из неё, был подобен нескольким лампам люминесцентного освещения, включённым одновременно.
С удивлением, на какое был ещё способен, Сергей Карлович обнаружил, что крысы оставили его в покое. Пошатываясь и прихрамывая, он поплёлся к стене, заворожённый светом, который возрастал по мере его приближения, направленный прямо в лицо, всё более подчеркивая сверхъестественно чёрные, как угольная пыль, двери. Врач невольно прикоснулся к ним, почувствовал вибрацию и тут же понял, откуда исходит тот ненавязчивый гул, отражающийся в ушах после падения в подземный ход. На удивление легко дверь приоткрылась. В просвет между створками он увидел нечто вроде цеха. О его профиле стоило задуматься. Огромные и чёрные, похожие на сигарные футляры, цилиндры с застывшими потоками гудрона опоясывались крохотными лестницами-решётками. Откуда-то сбоку, искрясь, дребезжало и гремело, нагревая воздух запахами расплавленного металла и древесной пыли. Пыль была осязаемой, она стояла в воздухе, подобно дыму в купе, где все курят. Что-то в пыли, в цистернах и искрах, а главное – в звуках было чуждым, настолько ужасным, что Сергей Карлович почувствовал себя микробом, случайно наряженным в бороду и одежду. Униженность и угнетённость состояния внушали покорность и обречённость. Ещё немного, и он шагнет в древесную пыль, которая прилипнет к потному, разгорячённому лицу, слепя и въедаясь. Попытался выйти, но дверь, поддавшаяся так непринужденно, теперь не открывалась. Ещё секунда, и чавкающие механические звуки парализуют последнюю волю. Он завопил и отпрыгнул назад в месиво пространства.
Оглянулся в поисках обратной дороги и увидел тысячи горящих глаз на вытянутых мордах. Армия крыс обступила со всех сторон и готовилась к победоносной атаке, оттесняя к страшной черноте. Не сдерживая воплей и рыданий, он подпрыгнул и ухватился руками за край светящегося отверстия, и тут же крысы облепили ноги. Подтягиваясь, он попытался втиснуться в свет, но дыра была безнадежно узкой. Каким-то фантастическим способом он умудрился затолкать в неё голову и плечи,
