Он поднял голову, напряг плечи, расправил крылья и поднялся в рассветное небо. Покружил над ней, надеясь, что она встрепенётся, когда увидит, что он улетает без неё. Напрасно. Асиль выгнул шею, вытянул хвост и, мощно взмахивая широкими крыльями, направился к далёкой цепи тронутых первыми лучами солнца гор, обездоленный и одинокий без своего седока.
Два дня и две ночи они с Асилем выжидали и наблюдали, прежде чем напасть на мясницкий кар. Ожидание наградило их сполна.
Поначалу эти змееловы, перепачканные в крови, осторожничали, выползали из своих курганов по одному, по двое, чтобы выполнить свою омерзительную работёнку. Но на третий день появился гость, и все высыпали встречать его и глазеть на украденное им сокровище. Змееловы были взволнованы: им не терпелось хоть одним глазком взглянуть на сердце великого белозмея, которое принёс в рюкзаке торговец.
При виде его приступ острой жгучей злобы сдавил ей горло, в ушах запульсировала кровь. Они с Асилем напали.
Белозмей метался в воздухе, копьё танцевало у Фракии в руке; когти раздирали, пламя вырывалось, и повсюду лилась кровь. Кровь змееловов. И она наслаждалась.
Они загнали его в угол, того самого змеелова, кого называли Иессеем. Асиль сбил его с ног ударом хвоста, и тот без чувств распластался на высоком пяле для шкур. Фракия сделала всё остальное.
Она мстила с лихорадочной яростью. Иессей заплатил за всё, что сделали его друзья-змееловы, заплатил собственной кровью и мучениями. Уж она об этом позаботилась.
Но и когда дело было сделано, облегчение, которого она ждала, не наступило; она так и не смогла вдоволь насладиться его страхом. Боль змеелова не притупила её собственную, а лишь загнала её глубже; боль осколком льда пронзила ей сердце и побежала по венам. Её неисчерпанная ярость стала холодной и беспощадной. И когда она наконец вонзила нож ему в грудь, пригвоздив к ней сердце великого белозмея, её охватил ужас.
Она смотрела на труп истерзанного ею змеелова, и не с расстояния вытянутого копья, а так близко, что теперь была вся в его крови; и перед собой она видела уже не змеелова по имени Иессей. Голова свесилась, тёмные волосы упали на лицо, его черты было уже не разглядеть. Худой и нескладный, он выглядел теперь совсем беззащитным.
Он мог быть любым змееловом. Он мог быть и Микой.
Фракия замерла.
– Фракия?
В её голове звучал его тихий голос, такой серьёзный и участливый.
– Фракия?
Мика уставился на окровавленную девушку. Асиля нигде не было.
Глаза Фракии блеснули под капюшоном, но узнала ли она его, Мика сказать не мог. Тёмные глаза не выражали ровным счётом ничего.
Мика встал. Тёплая вода стекала с его плеч и рук, от кожи исходил пар. Он вышел из воды, присел рядом с девушкой на корточки и закусил нижнюю губу.
От неё исходил отвратительный запах смерти. Вырванных внутренностей. Опалённых волос, жжёных костей. Запах крови, покрывавшей её тело, где-то запёкшейся и бурой, где-то свежей и всё ещё алой.
Одной рукой он взял её за локоть, а второй обнял за плечи. Он осторожно поднимал её на ноги; она не помогала ему, но и не сопротивлялась. Мика медленно направился к горячему источнику, и она пошла за ним.
Её глаза в тени капюшона напоминали два чёрных камня. Кожа её была мертвенно-бледной; губы дёрнулись, но она не издала ни звука.
Когда они вошли в горячую воду, Мика остановился. Остановилась и Фракия. Он протянул руку и осторожно стянул с её головы забрызганный кровью капюшон; её волосы рассыпались, тоже все в пятнах: кровь окрасила золотисто-пепельные локоны в алый цвет и спутала их в колтуны. Мику накрыла невыносимая волна нежности и жалости; он знал: чтобы вывести эту странную, дикую девушку из оцепенения, нужно смыть с неё всю эту кровь.
Его руки дрожали, но она, казалось, не замечала этого и позволяла увлечь себя на зеленоватую глубину бассейна. Горячая вода доставала ей до колен, затем песчаное дно под их ногами резко пошло вниз, и они оказались в воде по плечи.
Мика стоял перед ней. Он зачерпывал воду и обмывал ей лицо, кончиками пальцев осторожно стирая остатки крови с её щёк, подбородка и ушей, похожих на замысловатые ракушки. Кровь медленно смывалась с душекожи, и вокруг тела Фракии расплывалось красное облако. Пока Мика стягивал с неё окровавленную кожу змея, сначала с плеч, потом с рук, она не отрываясь смотрела ему в глаза.
Он взял её на руки и уложил на воду. Длинные волосы веером расплылись по поверхности воды, и Мика, придерживая Фракию одной рукой, стал осторожно расчёсывать их выпрямленными пальцами другой, пока не вымыл из них всю кровь.
Когда он наклонился, чтобы помочь ей снова встать на ноги, последнее пятно крови растворилось. Она взглянула на него так, будто первый раз видела; затем уставилась на шрам на его груди. Тёмные глаза Фракии глядели серьёзно, всё её тело напряглось.
Это был шрам от удара родокопья. Рана, нанесённая змееродом – и залеченная змееродом.
Мика вздрогнул. Он хотел сказать ей, что, хоть она и ранила его там, на крапчатой скале, он вовсе не винит её – и ей не стоит винить ни себя, ни его. Он не был собирателем яиц; он просто оказался не в то время не в том месте – вот и всё…
Но он ничего не успел сказать: она медленно потянулась вперёд и коснулась двумя пальцами блестящего участка кожи. Фракия посмотрела ему в глаза; её взгляд был пронзительным и непроницаемым.
– Это я?
Мика медленно кивнул.
Её ноздри раздулись, и она тяжело вздохнула, всё ещё не сводя с него глаз.
Мика медленно и неуверенно притянул её к себе, и их обнажённые тела прильнули друг к другу. Фракия подняла голову, Мика опустил. Напряжённые мускулы расслабились, губы сблизились и разомкнулись, языки переплелись.
Глава сорок шестая
– Не нравится мне всё это, Сол, – говорила Лея. – Эти тёмные пещеры под горами… Неспроста змееловы туда не ходят.
– Всё будет в порядке, – уверял её Соломон. – Поверь мне, Лея. Я знаю, куда идти. Мы очень быстро зайдём и выйдем. Но с такими богатствами, что и вовек не потратить!
Лея покосилась на мешок и пнула его ногой.
– Не вздумай прожечь эту кожу, – пригрозила она змеёнышу. – Второй раз предупреждать не буду.
Змеёныш вздрогнул, но не издал ни звука. Его незащищённые крылья и голова с гребнем острыми углами выпирали из тесного мешка.
– Эй, не надо так с нашим ценным товаром, – мягко пожурил Лею Соломон.
– Ненавижу его, – сквозь зубы процедила Лея и снова пнула мешок. – Ненавижу
