Звукоподавляющие чары стали постоянными её спутниками, когда Рон был дома. Это было самым частым колдовством, не считая бытовых чар, для неё.
И только здесь, в своём сне, она поняла и призналась себе в том, что ей не хватает тишины в собственном доме. Здесь она особо ярко прочувствовала выражение «слушать тишину вместе» и, на удивление, осознала, что с Роном это невозможно. Он просто не понимает уютности тишины и такого совместного времяпрепровождения.
— Завтра, вероятнее всего, тебе компанию составит Нотт, — наконец, оторвавшись от созерцания огня, сказал Малфой.
— М-м-м? — Увлёкшись своими собственными мыслями, она не сразу уловила суть начатого разговора.
— Нотт. Вероятнее всего, придёт тебе помочь. Завтра. Так лучше?
— Не понимаю, с чего ты решил, что он придёт. В своей-то библиотеке он помогал лишь с целью поскорее избавиться от моего общества, а сюда зачем ему приходить, да ещё в свой выходной?
— Да, он придёт и найдёт тебя мило похрапывающей на диванчике в библиотеке. Как бы у него не встал от этой картины.
— Ты бредишь, Малфой. — Гермиона скривилась от одной мысли о том, что её в утреннем неопрятном виде может увидеть кто-либо, кроме Рона. — Он не придёт. И, уж конечно же, я его не привлекаю. Особенно утром. И я не храплю!
— Ну ладно, ты очаровательно сопишь, Грейнджер. Не суть. Главное, что Нотт знает, где находится ближайшая ванная комната, чтобы снять возникшее напряжение.
— Малфой, ты невыносим. Нотт не придёт…
— Придёт! — резко оборвал её Драко. Он выглядел так, как будто ждал от неё, что она разгадает его ребус, но спустя мгновение в глазах появился хитрый блеск. — Но, если ты так уверена в своих словах, Грейнджер, можем поспорить.
— Поспорить? С тобой? На то, что Нотт не поднимет свою тушку в выходной день ради того, чтобы почитать в компании грязнокровки? — При этом слове Драко скривился, будто она предложила ему съесть флоббер-червя. — Да легко! На что спорим?
— Мы же взрослые люди, Грейнджер, — едва ли не промурлыкал Малфой, и от этих слов по её спине побежали мурашки. — Конечно, на желание.
Что-то в его словах заставило рациональную её часть насторожиться и попытаться остепенить азартный разум, но было поздно. Гермиона уже гордо вздёрнула подбородок и протянула руку для пожатия:
— Договорились, Малфой. Спор.
========== XXVIII ==========
Голубоватые нити обернулись вокруг их рукопожатия, закрепляя тем самым магический спор. У Драко невольно захватило дух: в голову лезла тысяча и одна мысль о том, какое именно желание он загадает Грейнджер. Она не сможет уклониться, а он-то постарается сделать так, чтобы ей тоже перепала часть удовольствия.
Малфой сглотнул и заставил себя не улыбаться в предвкушении столь очевидного. Пусть она думает, что у неё есть шанс, но если он знает Нотта (а знает он его очень и очень хорошо), то тот вызовет Питти, едва стукнет десять часов утра, а то и раньше. Грейнджер необязательно быть в курсе того, что знал и замечал за Ноттом он сам.
Он не завидовал Теодору. Если бы тот хотя бы подозревал, чего именно будет стоить его приход в Малфой-мэнор субботним утром, то и вовсе не поднимался бы со своей постели. Но ему неоткуда было этого знать. Как и того, что Драко давно знает о том, что он присматривается к Грейнджер с явным интересом.
— И ты не боишься? — заговорщически улыбаясь, спросила Гермиона, вырвав его тем самым из сладких грёз.
— Чего мне бояться? — не понял Драко.
— Того, что я могу тебе загадать? — Её откровенная ухмылка настораживала.
— Например? — спросил Малфой с наиболее скучающим выражением лица.
— Ну-у-у… Например, если загадаю поцеловать Рона?
От представившейся картины Драко мгновенно сбросил маску спокойствия и, против воли, скривился от отвращения. Её звонкий смех наполнил комнату.
— Это невозможно, Грейнджер, — протянул он, совладав с собой. В глубине себя Малфой наслаждался её смехом. — Магический спор действует только в пределах твоего разума, раз заключён здесь же.
— М-м-м… тогда я могла бы попросить его уважать?
Малфой удивлённо поднял брови — у неё действительно нет других мыслей, кроме как об Уизли?
— Брось, спор не может влиять на мои чувства и адекватное восприятие действительности.
Гермиона задумалась, устремив взор на каминную полку.
— Не переживай, Малфой. Думаю, есть ещё много слизеринских тайн, которые мне захочется узнать?
— Возможно. — Он не понимал её логики, хоть и знал, что никакой надежды на победу у неё нет. Ей предоставлялось целое желание, а она собиралась тратить его на вопросы? — Но не сильно-то на это рассчитывай, Грейнджер. Попытка у тебя будет всего одна.
— Я опять Грейнджер? А ещё недавно была Гермионой.
Драко стремительно повернулся к ней всем телом, чтобы самолично убедиться в том, что она с ним… она с ним флиртовала? Но сама Грейнджер уже не смотрела в его сторону. Больше того — она отвернулась, будто ей было неловко, и скудное освещение от камина не позволяло ему понять — действительно ли её щёки залил румянец или это игра его воображения?
Голову наполнили мысли. Должен ли он сделать собственный ход? Намёк ли это? Что именно она ожидает от него? Ожидала ли она флирта от себя самой? И что, грёбаный Мерлин, теперь ему делать?
Она будто не представляла, что именно эта невинная шалость творила теперь с ним. А может, действительно не представляла? Они никогда не разговаривали о тех… происшествиях меж ними, и Грейнджер всегда первая прятала голову в песок. Малфой усмехнулся: как по-гриффиндорски храбро! Что ж, теперь пусть пеняет на себя.
Малфой неслышно поднялся с кресла и подошёл ко всё ещё отвернувшейся от него Гермионе. Наклонившись к её уху, скрытому под волной кудряшек, он глубоко, но тихо вдохнул волнующий аромат, присущий только Грейнджер, и вкрадчиво прошептал:
— Гер-р-р-мио-о-о-о-на. Так лучше?
***
Жаркий шёпот коснулся её ушной раковины настолько неожиданно, что, совершенно не подумав, она резко развернулась на звук и обнаружила его губы всего в дюйме от своих.
Давным-давно, она привыкла к тому, как звучит её имя из уст других людей. Иногда оно звенит неряшливостью, иногда — удивлением, иногда — пренебрежением. Имя её длинное, нетипичное для английской действительности, часто пытались исковеркать или сократить на свой манер, но никому Гермиона этого не позволяла. Она гордилась своим именем — красивым и необычным, так же как и гордилась тем, что её родители были маглами.
Но никогда
