Кто именно превратил этот странный предмет мебели в кровать, он не знал и не хотел знать. Он мечтал об этом, но боялся. Боялся, что она одумается, а он не сможет остановиться. Боялся, что это сведёт его с ума, но как только они оказались в горизонтальном положении, Грейнджер сама начала стягивать с себя джинсы. А он не мог оторваться от неё, целовал всюду, куда мог дотянуться, сходил с ума от её аромата, мягкости и горячности. Не было ничего важнее потребности ощущать её и растворяться в этом всепоглощающем чувстве.
Целуя её грудь, он впервые услышал, как она стонет его имя. Сладострастно тянет гласные, срываясь в конце. Он хотел бы впитывать каждое движение, каждый звук, каждое прикосновение. Он хотел бы делать всё медленно, изучать друг друга шаг за шагом, растягивать прелюдию до нестерпимого жара в груди. Но этот жар уже был в каждом из них, он был меж ними. Он уже управлял их торопливыми движениями, их спешным избавлением от остатков одежды, их ослепляющей потребности соединиться в первобытном танце влюблённых страстных тел.
— Гермиона, — выдохнул он, едва очутившись внутри.
Ни с одной ведьмой он не ощущал потребности так остро. Потребности отдавать, потребности дарить, потребности чувствовать, что ей тоже хорошо. Думать не о себе, а о ней. Искать все эрогенные зоны, открывать чувствительные местечки, скользить по ним губами, сминать в руках, прикусывать и целовать, целовать, целовать… Срывать с губ стоны и возвращать свои, утопать в страсти и нежности, ощущать приближение её оргазма, как своего собственного.
— Гермиона, — прорычал он, падая на неё, взрываясь фейерверком чувственности и пульсируя там, внутри неё, и вместе с ней.
Наверное, как Грейнджер теряет магию, он начинает терять память. Ведь он уже не может вспомнить — каков был секс с другими. Он не помнит своих ощущений, он не помнит, что ему было хорошо. А было ли? Даже его первый раз, казавшийся таким фееричным раньше, походил сейчас на блеклое воспоминание, лишённое жизни. И лучше бы ей готовиться к тому, что так просто он её не отпустит. Не теперь.
Мягкая ладошка скользнула по его плечу на спину, и он приподнялся на локтях, уже ощущая знакомую сонливость.
— Грейнджер, — тихо позвал он, убирая с её лба прилипшую прядь волос. Она казалась расслабленной и умиротворённой. Сейчас для Малфоя она была по-неземному прекрасной — яркий румянец окрашивал её щёки, а губы, пухлые и алые от поцелуев, мягко улыбались, глаза были закрыты.
— Тш-ш-ш, — мгновенно отозвалась она, закрывая ему рот ладонью. Меж бровей образовалась маленькая складка, будто она о чём-то думала. Он, не отдавая себе отчёта, поцеловал её руку, складка мгновенно разгладилась, и она снова улыбнулась. — Не порти момент, Малфой.
Хриплый шёпот в её исполнении завораживал. Вместо ответа он поцеловал её в щёку и скатился в бок. Судя по её размеренному дыханию, она тут же уснула. Драко хотел бы понаблюдать за тем, как она спит. Немного. А затем разбудить поцелуями по всему телу и повторить. И ещё. Но сонливость накатывала на него мягкими волнами и противиться им не было никакой возможности. В последний раз скользнув по её щеке, он собственнически её обнял и тут же провалился в сон.
***
Его аромат проник к Гермионе в сон задолго до того, как она проснулась сама. Ощущение близости его тела на удивление успокаивало и умиротворяло. Будто всё встало на свои места, и она очутилась в самом защищённом месте на Земле. Когда-то давно в детстве она так ощущала себя в родительском доме. До того, как поехала в Хогвартс. Там она надолго потерялась — магический мир не был ей родным, но и дома её больше не понимали всецело. Отец старался разобраться в предметах волшебной школы, но сколь не был его энтузиазм велик, внимание быстро ускользало. Он путался в тех или иных терминах, и, в конце концов, Гермиона перестала его мучать разговорами. Так со временем она проводила всё больше дней каникул у друзей — в Норе.
И вот теперь аромат, когда-то совершенно безразличного и чужого человека, возвращал её домой. В этом доме её всегда выслушают, поймут и поддержат. Её оставят в покое, если ей нужна будет тишина, и с радостью составят компанию, когда она будет в ней нуждаться. Удивительно, но она почти забыла это ощущение. За эти долгие-долгие годы она научилась жить бездомной кошкой — не до конца понимаемой кем-либо, гуляющей сама по себе и никому не доверяющей ключи от своего сердца. Наивно она полагала, что любила Рона Уизли. Наивно, глупо, безнадёжно. Она искренне верила, что любила его и его аромат. Когда-то она даже разбирала запах его волос в аромате амортенции. Но сейчас ей было ясно как день — её любовь к Рону, её любовь к его аромату ни стоила ни кната по сравнению с тем, что именно творил с ней аромат Драко Малфоя.
Чуть позднее она ощутила вес его руки, лежавшей на её животе. Сквозь сон она ощущала эту тяжесть, как приятное дополнение к его аромату. В этой тяжести была надёжность. В этой тяжести было обещание. Ей хотелось бы не вспоминать того, что произошло до её сна, того, что этот сон спровоцировало. Но вопреки её воле, память подкрадывалась к ней, пробиралась в её естество, заставляя снова и снова проигрывать произошедшее перед мысленным взором.
Она открыла глаза лишь для того, чтобы убедиться, что Малфой всё ещё крепко спит. Конечно, только для этого. И отнюдь она не собиралась им любоваться, просто… так получилось. Гермиона не знала, сколько разглядывала его вот так — откровенно и в непосредственной близости. Никогда прежде они не находились рядом — так долго и в абсолютной неподвижности. Тот ледяной принц, которого она увидела в больничной палате, растаял. Рядом с ней лежал совершенно живой, тёплый мужчина, который, непостижимым для неё образом, похитил её сердце. Она могла сколь угодно убеждать себя, что всё произошедшее лишь чересчур яркий эротический сон. Она могла пытаться придумать оправдание в виде похоти или безудержной страсти, которая являлась следствием проклятья. Но нет, ничего из этого не было правдой, а значит, отрицалось ею по определению. Сколь долго она могла ещё бегать от самой себя? Нагружать себя работой и делать всё что угодно, только чтобы не думать? Только чтобы не чувствовать, не замечать?
Нет. Гермиона Грейнджер никогда не убегала от своих проблем. И эту она сможет решить. Она сможет найти правильные слова, и он
