— Ты часто бывала у партизан? — спросил офицер, помолчав. — Отвечай, Галя.
«Какая я тебе Галя?.. Галя…»
— Почему ты молчишь? Я знаю: у тебя плохая… — он замялся, видимо, подыскивая русское слово, — памятка, — он засмеялся и в упор поглядел на нее. Он смеялся, а глаза у него были холодные, злые, оловянные глаза.
— Ты часто бывала у них? — спросил он неожиданно громким и сильным голосом. — Кто ходил еще к партизанам?
Она ничего не ответила.
«Почему она молчит? — подумал он. — Откуда у этой девчонки такое упорство и такая сила воли? Ей нет еще пятнадцати лет. Девчонка. И он, Адольф Шток, не может заставить ее говорить. Нет, он заставит ее. Хватит миндальничать с нею. Педагогический метод не действует на нее. Хорошо! У него в запасе есть еще и другие».
— Черт тебя возьми! Ты долго будешь молчать? — закричал он, и его красивое розовощекое лицо стало уродливым и страшным.
Она стояла перед ним тоненькая, длинноногая девчонка — и продолжала молчать, хотя он видел, как она вздрогнула при его неожиданном крике.
— Кто партизанский командир, отвечай! Ну, говори! — он соскочил со стула и подбежал к ней. — Отвечай, дрянь! — он ударил ее по лицу, и она качнулась. И вместе с ней качнулась за окном старая ель.
«Держись, держись, Галя Комлева, партизанская связная». Офицер снова ударил ее. Изо рта и носа у нее хлынула кровь.
— Где есть партизанское гнездо? Говори! — И тут он увидел ее голубые девчоночьи глаза, полные презрения и ненависти. Увидел и понял: ничего не скажет…
Е. Кршижановская
ВЫСТРЕЛЫ НАД ОЗЕРОМ
Впервые за долгое время прошел сильный дождь, но к полудню ветер стих, и было солнечно и тепло.
Размахивая прутиком, из леса вышел босоногий крепкий паренек с загорелым лицом и широко расставленными спокойными глазами.
Тропинка сворачивала влево, огибая лес, потом круто спускалась к широкой дороге, ведущей в деревню. А дальше, за темными избами, виднелось озеро с крутыми извилистыми берегами.
И хотя паренек родился и вырос в этих местах, он каждый раз удивлялся и радовался, глядя на бледно-голубое небо, на яркую зелень, на ослепительно-белые стволы берез и легкие облака. Он шел тропинкой и вдруг резко остановился, посмотрел под ноги.
На тропинке был отпечаток немецкого сапога. След отчетливо и глубоко вдавился во влажную землю. Дальше следов не было видно, и мальчик, обойдя по траве это место, вернулся на тропинку. Но прежде чем идти дальше, старательно и точно плюнул на отпечаток.
Изба его стояла на краю маленькой деревни, ближе к лесу. Пареньку хотелось есть, и он решил забежать на минутку домой — взять кусок хлеба.
Он осторожно посмотрел кругом. Пусто, как глубокой ночью. Люди стараются поменьше выходить из дому, чтобы не обращать на себя внимание. Не слышно ни песен, ни стука топора, ни кудахтанья кур, ни ржания лошадей. Если бы не редкие взрывы и выстрелы, можно было бы оглохнуть от этой настороженной тишины.
В канаве из мутной воды торчали остатки разбитой телеги. Саша задумчиво потер ладонью рот, потом нагнулся, потянул за колесо и тут же бросил, махнул рукой: все разорено. Ничего не осталось от прежней жизни.
Он вспомнил, как всего несколько месяцев назад работал в колхозе. До чего же было хорошо сидеть в телеге и весело подгонять вороного коня! Где теперь вороной? Куда его дели фрицы?
— Эй, Сашка, ладно ты мне сразу попался. Иди скорей, староста зовет! — крикнул рыжий парень, выбегая из-за угла сарая.
У мальчика все внутри перевернулось от этого окрика. Не надо оборачиваться, вот уже дом, крыльцо.
— Слышь, Кондратьев! Иди, ты что, оглох? — продолжал кричать парень. Он бросился к Сашке и ухватил его за ворот.
— Пусти, я сам, — сказал Саша, бросил прутик на крыльцо и пошел к дому старосты. Парень шагал следом, точно конвойный за пленным.
«Зачем зовет? — думал Саша. — Узнал про тайник? Что будет? Пытать начнут. Фашисты. Приехали за мной».
Перед домом на лавке сидел староста — долговязый, пожилой, в рубахе с расстегнутым воротом и кирзовых сапогах. Он сидел один, и в избе было тихо. Значит, фашистов нет. Староста оглядел Сашу с головы до ног и сердито махнул парню. Тот исчез.
Под взглядом старосты Саша вздрогнул, сложил опущенные руки перед собой, посмотрел на широкие штаны. А вдруг заметно, что в кармане граната? Или староста уже знает, потому и вызвал? Сегодня в лесу, где возле окопа валялась эта «лимонка», никого не было. Нет, не мог узнать. Саша повернулся немного боком, чтобы старосте был меньше виден карман с гранатой.
— А ну-ка подходи, голубок, — сказал староста, перегнулся в открытое окно, что-то взял со стола.
— Ты намудрил? — спросил он и больно ткнул Сашу в подбородок чем-то холодным и твердым.
Саша отодвинулся. Мина! Вынюхал все-таки гитлеровский пес. Откуда же эта мина? С мельницы или из тех, что Саша подложил под домом фрицев?
— Отвечай! Твоих рук дело?
«Спокойнее, спокойнее», — подумал Саша. Он широко открыл глаза, глуповато улыбнулся и сказал:
— Куда мне снаряд смастерить! Или чего это, не видать. Граната, да?
Староста посмотрел на мальчишку. Говорить ли, что мина была найдена под мельницей? А вдруг и вовсе не Кондратьев виноват?
Пока он раздумывал, Саша мирно почесывал босыми пальцами пятку, покачиваясь на одной ноге, и думал: «Тычет мину, а сам трясется, что нагорит от фрицев за непорядок. Эх ты, староста! Скотина ты, вот кто».
А в это время староста глядел на спокойное лицо Саши Кондратьева, на его широко открытые наивные глаза. Нет, куда такому дурню, побоится. Тут партизаны действовали. Но поспрошать парня для острастки надо.
— А чего у мельницы шастаешь?
— Купаться хожу. Ведь охота поплескаться, когда парит, — сказал Саша, безмятежно глядя в небо.
Старосте было жарко на солнцепеке и хотелось выпить квасу, припрятанного на холодке в погребе. Хватит этой возни. Не может мальчишка так спокойно глядеть, если виноват.
— Ну ладно. Шагай до дому.
Саша поправил брюки. Оттянутые гранатой, они с правой стороны немного спустились. Он только успел дойти до плетня, как староста крикнул:
— Стой!
«Заметил гранату! — подумал Саша. — Зачем я трогал штаны? Что же делать, бежать?»
— Попрешь на рожон, худо будет, — пригрозил староста. — Кормить тебе червей. Уразумел? Только попадись…
Саша медленно шел домой и беспокойно хмурился, потирая губы ладонью. Неудача с минами обозлила его. Он вспомнил, как со своим верным другом Костей отыскал эти мины в лесу после боя и как подкладывал их под мельницу, а потом еще в соседнем селе, где стоят фашисты, под дом, набитый немцами. Это было опасно и нелегко. И все дело испортил этот староста… Ну что
