— Голая? — развернул ее рывком лицом к стене и запустил руку к животу и ниже под полотенце, еще висящее на бедрах. — Сидела, мать твою, там, перед ним!
— Зато ты сразу объявился, — мстительно усмехнулась она, послушно выгибаясь под моими пальцами.
Ревность и ярость — тот еще гремучий коктейль для голодного мужчины. Сложно было не послать к чертям контроль, когда она прогнулась, выпрашивая ласку. И невозможно понять — правда хочет меня или защищается? Но разбираться не было сил. Я рывком содрал с ее бедер полотенце, а когда вжался пахом в ее ягодицы, Лаки вскрикнула:
— Ч-черт! — зашипела. — Ремень! Холодный!
Ремень так и остался болтаться в петле брюк, потому что сил снять их полностью не было. Ее горячее тело в руках, лихорадочные мурашки под ладонями и рваное дыхание превращали меня в голодного зверя. Я только прогнул сильнее ее в пояснице и запустил пальцы меж ее ног. Мою руку она встретила дрожью и всхлипом. Я держал ее крепко, но и она не оставалась в долгу, чуть ли не насаживаясь на меня в попытке улизнуть. Пальцы быстро стали влажными, и я погружал их все глубже, теряя сцепку с реальностью от ее отклика. Когда ее ноги подогнулись и сжались судорогой, она вцепилась в мою ладонь, разделяя со мной удовольствие. Потом мокрая и дрожащая обессилено сползла в мои руки, и я понес ее к кровати.
Зрелище незабываемое… Ее влажная кожа блестела в голубоватом свечении нижней подсветки, возбужденные соски на затвердевшей груди метались в такт беспорядочным вздохам и невозможно соблазняли поймать их губами…
Только вряд ли это ее сейчас обрадует после оргазма. Когда я навис над ней, она подняла на меня растерянный взгляд… который показался выстрелом, прошившим навылет. Что же с тобой делал этот ублюдок в постели, что ты не позволяешь себе просто закрыть глаза и отдаться?
— Иди ко мне, — потянул ее за руки и усадил сверху. — Хочу видеть твое лицо — боюсь сделать больно.
Она растерянно обхватила мою шею мокрыми ладонями и послушно уперлась коленями по бокам от моих бедер.
— Давай, — положил ей ладонь на затылок, притягивая к себе. Другой рукой качнул ее бедра вверх, позволяя члену упереться между ее ног. — Давай…
Ее пальцы ответно зарылись в мои волосы, и она коротко качнулась вниз, дергая все нервы разом. Я сцепил зубы и впился в ее бедро — снова до синяков, но по-другому пока не получалось. Но и Лаки щадить меня не собиралась — двинулась еще раз, и еще, дразня, но не пуская… Не усадить ее в очередной раз на себя рывком стоило имплантам последнего запаса прочности — перед глазами уже прыгали черные точки. Я сильнее сжимал ее затылок, прижимаясь лбом к ее, и впивался в нежную кожу пальцами. Губы скользили по ее губам, отбирая у нее вдох…
— Да, да, да… — отсчитывал каждое ее движение, погружаясь все глубже — уже насаживал ее, поощряя, ловил ритм и двигался навстречу, чувствуя, как расслабляется, возвращаясь ко мне все быстрее.
Когда я чуть приподнял бедра ей навстречу, она вскрикнула, а мне будто закоротило самый слабый имплант в башке — аж потемнело перед глазами. Я толкнул ее на спину, чувствуя, что уже на грани… Несколько сильных глубоких движений — и меня накрыло. Сильно и болезненно, но сразу же так расслабило, что я упал рядом с ней, не в силах нормально вдохнуть.
— Даррен! — подскочила Лаки и нависла сверху, обхватывая мое лицо ладонями. — Тебе плохо?
— От тебя сбоят мои импланты, — прошептал, вглядываясь в ее испуганные глаза, — ты — мой персональный вирус.
— А серьезно? Даррен!
— Тш, — я сгреб ее в объятия. — Дай мне пять минут, и я вернусь к вопросу твоего второго оргазма…
Лаки уткнулась мне в плечо, хрипло усмехнувшись, и потянула на нас край одеяла:
— Смерти моей хотите, капитан Джонс? — прошептала устало.
Сначала уснула Лаки — я дождался, когда она задышит спокойнее, даже позвал для надежности — спала, как младенец, крепко и спокойно, уткнувшись мне в плечо. А вскоре отключился и я сам.
* * *24_Лаки
Не успела подумать о том, что случилось ночью, но и утром на это совершенно не было вдохновения. В руках Даррена было так тепло и спокойно, что я продрыхла у него под боком всю ночь и, похоже, половину дня. Под водой с этим сложно, но я уже научилась определять по цвету воды в иллюминаторе время суток. Сейчас, скорее всего, обед — вода только начала наливаться темной бирюзой, но все еще была прозрачной.
— Я не мог выползти из кровати так, чтобы тебя не разбудить, — услышала его хриплый шепот над ухом.
На бедре ожили пальцы мужчины, скользнули к животу, пробуждая разом целый букет эмоций — злость, обиду, ворох сомнений и страхов… Но все это вспыхнуло от одного будоражащего укуса на шее и шумного жадного вдоха. Стоило рефлекторно прогнуться, убегая от настойчивых пальцев — сама вжалась в его бедра, где он меня и поймал. Даже одной руки — на второй я лежала — ему было достаточно, чтобы добиться от меня всего и сразу. По телу прошла дрожь, нежелание ему подчиняться сдавило в груди, но это лишь сбило дыхание и усилило болезненное влечение, насыщая его каким-то темным предвкушением.
Может, Курт надломил во мне что-то, и теперь меня заводит, когда берут, не спрашивая? А может, Даррен спрашивал? Кружил ладонью по животу, задевая чувствительную кожу внутренних бедер, а я дрожала так, будто уже трахал. Никогда еще не чувствовала себя растерзанной настолько. Стало противно от самой себя, от того, как доверяюсь мужчине, который ясно дал понять — временная игрушка, купленная за помощь и внимание.
— И долго, ты планируешь, я буду греть твою постель?
Губы искривились в усмешке, голос прозвучал глухо и горько. И только тут пришло осознание — убьет за такие слова. Ну точно ударит! Ведь он — не такой. Я же знаю, что не такой.
Но только я его не знала вообще. Даррен замер на несколько лихорадочных ударов моего сердца, медленно выдохнул и двинулся рукой прямо к средоточию удовольствия:
— Желательно до конца жизни…
Я дернулась от первого касания и выгнулась, прижимаясь к нему сильней:
— Такие… дорогие духи?
— Так тебя хочу.
Задела. Больно. Его голос дал знать, что он только что перегрыз горло своей гордости и
