– Никак я от тебя этого не ожидала. У ребенка в руке вилка. Глаз можно выколоть. Неужели ты этого не понимаешь?
Моя сестра была права. Я сказал Алке, чтобы она привязала «телеграф» за левую руку, тогда можно было бы совершенно безопасно и незаметно подавать друг другу сигналы. Но ей показалось гораздо интереснее привязать к правой руке, чтобы можно было есть жареную картошку и тут же подавать сигналы.
Мне не следовало так неосторожно дергать. Увлекся игрой, как мальчишка. Все взрослые были совершенно справедливо недовольны мной, все приняли сторону мамы Риты.
– Тоже мне телеграфист, – покачала головой Леля.
– Это я придумала, это я – телеграфист.
Аллочка так трогательно и решительно защищала своего неудачливого сообщника, что меня очень быстро простили.
Внезапно зазвонил телефон. Залаял Квадрат. Еще в середине ужина тетя Леля заказала такси. Диспетчер сообщил, что машина уже пять минут стоит во дворе.
Баба Ната выглянула в окно и подтвердила:
– Правда, стоит.
Тетя Леля заволновалась:
– Одевайтесь скорее. Эй, дядя Эй, иди скорее задержи машину, а то она уедет без нас.
– Ладно, сейчас, – пообещал я, схватил Алку в охапку и понес к креслу, где стояли ее туфли с пуговками-вишенками. Застегивать эти пуговки входило в мою обязанность и всегда доставляло мне такую же радость, как держать за суровую нитку маленький хитрый мизинчик.
– Тебе говорят – еще громче и требовательнее закричала на меня Леля. – Что ты мешкаешь?
И тогда Алла, только наполовину успевшая влезть в свои туфли, сказала с вызовом и гордостью:
– Он без меня ни за что не пойдет.
Она была твердо уверена в моей преданности И я действительно не пошел задерживать такси, пока моя племянница не обулась и не оделась. Зато потом мы вместе побежали вниз по лестнице сломя голову.
Ружье
Говорили мы с Аллой и о политике. Как-то я зашел за ней в детский сад. Возвращались мы домой пешком, мимо памятника Петру I. Вдруг она остановилась и спрашивает:
– Дядя Эй, почему камень лопнул?
На гранитном пьедестале под ногой бронзового Петра I, действительно, была заметна трещина.
– Понимаешь, Аллочка, во время войны, когда тебя еще и на свете не было, фашисты пришли в наш город и первым делом решили стащить на землю все бронзовые памятники
– Зачем?
– Чтобы наделать из них, в том числе и из Петра I, снарядов. А он упирался, топнул сердито ногой, когда его стаскивали с пьедестала, вот и получилась трещина.
В другой раз гуляли мы вечером по площади около больших ярких фонарей. Я рассказывал про свое детство, про то, как прибежал мальчишкой на эту площадь праздновать День Победы. В небо взлетали ракеты, было светло, как днем.
– Люблю, когда свет, – заметила Аллочка. – Тогда совсем не страшно, правда?
– Да, – согласился я. – Сейчас везде не страшно. Все люди хорошие и в темноте и на свету.
– А фашисты нет, – решительно заявила моя племянница. – С фашистами нельзя без света.
В нашей семье пять взрослых человек отвечали за воспитание Аллочки. Но был, оказывается, еще один педагог, не учтенный нами, – дядя Телевизор. Он сумел ей объяснить, что в мире существуют не только друзья, но и враги, от нападения которых нужно защищаться с оружием в руках.
– Дядя Эй, знаешь, чего я хочу? – вдруг спросила меня девочка. – Ружье.
В магазине «Буратино» было сколько угодно собак, медведей, кукол, но Алла тянула меня из отдела мягких игрушек к другому, где продавались барабаны, сабли и ружья.
– Там все для мальчиков, там нам нечего делать, – пытался я ее убедить.
– Хочу ружье, только ружье.
– Посмотри, какая симпатичная обезьянка. Девушка, сколько стоит эта обезьянка?
Алла дернула меня за руку и, когда я к ней обернулся, буркнула, глядя себе под ноги:
– Не нужна мне обезьянка. Мне никакая кукла не нужна.
Мы отошли от прилавков к окну.
– Да ты знаешь, что со мной сделает мама Рита, если я куплю тебе ружье?
– Не нужно мне ружье. И сабля не нужна. Мне ничего не нужно.
Разговаривая со мной, она смотрела себе под ноги, но одним глазом все время косила в ту сторону, где поблескивали сабли, вынутые из ножен, и висели вниз стволами ружья. Я видел, что ей очень хочется иметь мальчишескую игрушку.
– Эх, была не была. Только ты уж меня не выдавай. Скажем: шли по проспекту и сами не заметили, как у нас в руках оказалось ружье, да?
– И сабля, да? – с надеждой спросила девочка.
Через полчаса обвешанная оружием Аллочка появилась во дворе на Никитинской. Мальчишки окружили ее, послышалась пистонная пальба. Ружье стреляло довольно громко, и баба Валя покачала головой:
– Ну, попадет вам от мамы Риты.
– Ничего не попадет, – оказал я. – Ребенок хочет игрушку. Почему мы должны лишать его удовольствия? Посмотри, каким уважением прониклись к ней мальчишки. Была просто Аллочка, а стала военным человеком.
Я поговорил бы подольше с бабой Валей, но скоро должна была возвратиться с работы мама Рита, и я предпочел исчезнуть до ее появления. Все, что было дальше, я узнал на следующий день.
– Алла, посмотри, кто идет, – крикнула Лариса. Алла обернулась и увидела, что по дорожке идет мама Рита с тяжелой суммой в одной руке и чертежами, свернутыми в трубку, в другой. Она направлялась, как всегда, к лавочке около своего подъезда, чтобы посидеть немного, отдохнуть перед тем, как подниматься на третий этаж. Девочка, гремя саблей и ружьем, побежала навстречу. Они встретились около лавочки.
– Мам, чего несешь? Арбуз несешь? Мое пузо готово для арбуза.
– Алла, кто тебя учит таким словам? – устало спросила мама Рита. – И что это за вооруженный маскарад?
Дочь молча сняла ружье с плеча, зарядила и, зажмурившись, выпалила. Мама так и села на лавочку.
– Господи, – сказала она, – страсти какие. Девочка палит из ружья, как какой-нибудь сторож. Отдай сейчас же тому, у кого взяла. Андрюша, это твои ружье и сабля?
– Нет.
– А чьи же?
– Это мое. Только мое и больше ничейное.
– Разве ты у меня мальчик? Кто купил тебе эти дурацкие игрушки?
– Не скажу.
– Неужели баба Валя купила?
– Нет, не скажу.
– Дядя Эй?
– Я сказала, не скажу и не скажу.
Там, в магазине «Буратино», я брякнул просто так, к слову, «только ты уж не выдавай меня». Я не надеялся, что покупка мною ружья и сабли может остаться тайной. Но Аллочка восприняла мою просьбу всерьез.
– Ну, так кто же сделал тебе этот нелепый подарок? Назови мне, пожалуйста, имя своего благодетеля.
– Не назову. Не скажу. Я ни за что, ни за что не предам дядю Эя.
Она произнесла мое имя нечаянно и замерла, глядя на маму испуганными глазами. Та неожиданно улыбнулась и не стала больше ни о чем спрашивать. Она сделала вид, что ей так и не удалось выведать имя того, кто купил ружье и саблю.
