Нив всё ещё не понимал, как скажет об этом Ане; он думал, она испугается таких перемен. Но ведь всё меняется к лучшему – именно так. Всё меняется к лучшему, надо только поверить. Да, придётся часто уезжать, но после недели в пустыне он останется на неделю в городе. Вместе с ней. Он каждый вечер будет встречать её после работы, а по утрам ездить с ней в видая-лая.
Нив рассказал Ане о назначении вечером, в последний день на больничном. Она тогда задержалась на работе, и Нив ждал её, нетерпеливо расхаживая по комнате, но долго не решался начать разговор, когда она наконец пришла.
Ана выслушала его – и молчала.
Она выжидающе смотрела на Нива, надеясь, что он сам подскажет ей – вздохом, взглядом, улыбкой, – хорошая это новость или плохая. Она, наверное, и не понимала, о чём он говорит – пустыня, радиомаяки, ламбды, голосовые карты, виман, который увезёт его в пески.
Нива пугало её молчание.
– Я, по правде, сам подавал заявление, – оправдывался он. – Давно очень, ещё до нашего знакомства. Уж и забыть успел – все эти заявления так долго рассматриваются. Не думал, что они в итоге…
– Это опасно? – спросила Ана.
– Опасно?
Нив не думал об опасности. Виманы иногда падали в пустыне, но это случалось нечасто. Исследовательские ламбды хорошо оборудованы и защищены – там можно протянуть несколько месяцев, даже если их полностью заметёт песком.
И всё же…
Нив никогда не бывал в карпаразе, в открытой пустыне. На работе его убеждали, что несчастные случаи на ламбдах – это редкость на уровне статистической погрешности, что у него куда больше шансов погибнуть в хагате, свалившись перед прибывающим поездом на пути, но он до сих пор не встречал никого, кто бы на самом деле летал в пески.
Только год. Одобрят любой перевод. Ему вдруг стало страшно.
– Вовсе нет, – сказал он, – совсем не опасно. Бо́льшую часть времени я буду проводить на ламбде. А ламбда – это настоящая цельнометаллическая крепость! Там есть запасы еды и воды на несколько недель. Никакой шторм не страшен.
– А как же долии?
– Обычно ламбды стоят далеко от пояса ветров. – Нив поморщился, как бы вспоминая, хотя в действительности ничего толком не знал. – Рядом с ними долии падают редко. В городе куда опаснее, чем там! К тому же я никогда не слышал, чтобы ламбду…
– Но ты ведь всё равно не сможешь отказаться?
Щёки у Аны раскраснелись, слезились глаза. Нив невольно покосился на дхаав. Тот работал на удивление ровно, комнату продувало химической свежестью.
– Нет, – сказал он. – Отказаться не смогу. Я ведь сам подавал заявление на перевод, хоть и давно. Это было бы очень странно – сначала подавать заявление, а потом отказываться. Да и вряд ли это вообще возможно, нет у нас такой процедуры. Но это всего лишь на год. И потом я смогу просить о любой должности, в любом…
Ана кивнула – и тут же недоверчиво нахмурилась.
– Это правда, – сказал Нив. – Думаешь, я тебя обманываю? Никто не держит в песках насильно. Не та эта работа, чтобы через силу. Только год. Многие, конечно, остаются там по своему желанию и куда дольше, но…
Ана посмотрела Ниву в глаза.
– Только год, – повторил он.
– И ты будешь уезжать каждую неделю?
– Раз в две недели. Одну неделю там, одну здесь, с тобой.
Ана вздохнула.
– Это ведь совсем недалеко. – Нив обнял Ану за плечи. – Все наши ламбды неподалеку от города, практически сразу за стеной. Всего какой-нибудь час на вимане от центральной, а то и меньше.
Ана молчала.
– Перелёт меньше времени займёт, чем ты с работы сегодня возвращалась! – улыбнулся Нив.
– Да, но… – проговорила Ана. – Это же карпараза, глубокая пустыня! Там по многу дней бушуют страшные бури, там падают огромные долии, там… Один бог знает, что там может произойти!
– Не волнуйся. Если что и произойдёт – ламбдам даже большая долия не страшна!
Нив закусил губу. Лучше уж соврать, чем расстраивать Ану.
– И я, по крайней мере, перестану сидеть весь день с наушниками на голове. А то оглохну скоро. Или с ума сойду.
Ана глубоко и часто дышала. Шелестел очиститель воздуха.
– Ты знаешь, – сказала она, – если ты действительно этого хочешь… И потом – целая неделя вместе! Но я буду очень переживать.
Нив не знал, что ответить.
– Когда тебя переводят?
– Через две недели. Хотя, нет, погоди. – Он потёр лоб. – Осталось уже меньше недели.
– Так скоро?
Ана сидела, прижавшись к нему плечом.
– Да, мне и самому не верится.
– Ты меня извини. Я всего боюсь. Но я понимаю, что для тебя это очень важно. Ты этого так сильно хотел. А я уж как-нибудь переживу, что некоторые вечера мне придётся проводить одной.
– На самом деле, мы теперь даже больше времени будем вместе.
– Да, я на работе, а у тебя выходной.
Ана быстро вздохнула и задрожала, как от озноба.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил Нив.
– Да, просто сегодня… Я немного устала.
Нив поцеловал её в лоб.
– Я рада за тебя, – сказала Ана. – Надо будет отметить это на выходных. Твоё повышение.
– Обязательно отметим. К тому же, знаешь, я ведь, наверное, смогу встречать тебя у видая-лая после работы.
– Обещаешь?
Нив обнял Ану. Она тяжело и часто дышала, но всё равно улыбалась.
* * *На следующий день начиналась куланаа́са, праздник красок.
Ана хотела кататься на поездах, пересаживаясь с одной линии на другую, и Нив придумал особый маршрут – чтобы они смогли посмотреть на раскрашенный к торжеству город, но не попали в толкучку на станциях и в поездах.
Они вышли рано, когда ещё не погасли ночные огни. Ане не терпелось поскорее выбраться из дома, сбежать от хрипящего на последнем издыхании очистителя и духоты, и она даже не успела толком отойти после укола.
Занималось утро – как в самые обычные будни. Нив как будто провожал Ану до видая-лая.
В праздник день всегда длился дольше – после сумерек солнечный свет заменяло электричество, – поэтому город ещё спал, никто никуда не торопился, и по пути им не попадались прохожие. Ана жаловалась на холод, хотя, несмотря на утренние часы, уже припекало. Ветер – теплый, как чьё-то дыхание. Небо – чистое и светлое, без облаков. Нива пугал этот странный озноб Аны. Надо было предложить ей вернуться, но он не решался. Она так ждала праздника, он не мог заставить её весь день проваляться в постели.
Старый район почти не украшали.
Ни газовых гирлянд, ни ажурных фонарей, ни цветных флажков, которыми обычно пестрили в куланаасу улицы. Люди вопреки этой давящей серости приклеивали на свои окна яркие фигурки – вырезанные из бумаги силуэты
