Она некоторое время стояла, нерешительно оглядываясь по сторонам. Мимо неё прошёл ещё один полицейский.
– Извините! – окликнула его Ана. – Вы не знаете…
Полицейский остановился.
– Вы не знаете, как можно вернуться на станцию?
* * *Она думала, что увидит город в развалинах. Будет стоять запах дыма, дуть порывистый и сухой ветер, каара, а солнце на рассечённом небе – светить так ярко, что обожжёт глаза даже через закрытые веки. Весь город превратится в пустыню, окажется погребённым в песках.
Но всё было как прежде.
Уже стемнело, горели синие фонари на стенах домов. По бадвану пролетел, сверкая стёклами, поезд.
Ничего не произошло, голос в подземелье ошибся. Ничего не было, даже дождя.
Ана вернулась домой уже затемно.
Теперь она даже не думала о калавиате, да и полицейские по пути ей не попадались. Может, привычный распорядок дня изменили в честь несостоявшегося дождя из долий, а может, она просто была никому не нужна.
Ана по-прежнему дышала с трудом – даже дома, с работающим дхаавом, без маски, – но поставить укол всё равно не решилась.
Она согрела воду, сделала себе растворимый суп и включила радио. Передавали новости – панику удалось погасить, жизнь налажена, движение восстановлено, наблюдательная ламбда ошиблась, ведётся расследование, все данные проверяются и перепроверяются, бояться нечего, опасности нет. Уже в самом конце сказали, что гигантская долия действительно упала, но далеко от стены, в зоне молчания, где оставила кратер размером с весь северный район. Что было бы, если…
Потом голос замолчал.
Ана выключила приёмник. Она заставляла себя есть, несмотря на тошноту. Ей нужны были силы. Справившись с супом, Ана проверила дхаав – тот выдыхал лёгкую струю воздуха, – разделась и легла в постель.
Билет на Вахат
Они договорилась о встрече на станции. Ана безнадёжно опаздывала. По дороге она попала в кошмарную давку и чуть не потеряла сознание. Цвета вокруг стали приглушёнными, солнце не слепило глаза, голоса людей, музыка и объявления из вещателей доносились как будто издалека и напоминали эхо. Ана прислушалась к чьей-то беседе, но не смогла ничего разобрать. Как будто вновь потеряла способность понимать человеческую речь.
Сад уже её ждал. Он стоял в плеве неподалёку от входа, рядом со сломанной гииразой. Он не сразу узнал Ану в дыхательной маске и немного смутился. Хотел что-то предложить, показал кивком на дверь – может, пойти куда-нибудь, где Ана сможет дышать сама, без маски, – но не решился.
– Ты как? – спросил он.
Его лицо раскраснелось.
– Хорошо, – сказала Ана.
– Надеюсь, ты знаешь…
Сад словно боялся слежки. Единственный полицейский в плеве занимался допросом какого-то парня, придирчиво проверял его документы.
– Это было непросто. – Сад полез в карман куртки. – Пришлось использовать кое-какие связи. Сам поразился, что всё получилось в итоге.
В руке у Сада появился конверт из жёлтой бумаги.
– Ты уверена? – вдруг спросил он, глядя Ане в глаза.
Ана не сомневалась, что он спросит об этом – он не мог не спросить. И она была не уверена. Как можно быть в чём-то уверенным, когда город кажется похожим на пустынный мираж, а голоса людей – на призрачное эхо?
– Жаль, что ты так внезапно… – начал Сад и не договорил. – Но ведь это то, чего ты хотела?
Он вновь пристально посмотрел на Ану, как бы ожидая, что она подтвердит его слова, и ему станет от этого легче. Но Ана молчала. Она подумала, что уверена только в одном – скоро ей опять станет плохо, скоро она перестанет дышать во сне.
Ана взяла жёлтый конверт. Сад искоса поглядывал на полицейского, хотя и непонятно было, чего он боится – двое старых приятелей встречаются в плеве, один передаёт другому конверт.
– Спасибо тебе, – сказала Ана.
– Мне пора идти, – сказал Сад.
Он поднялся на перрон, крепко хватаясь за перила лестницы, точно боялся упасть. Ана вышла на улицу. Она глубоко вздохнула. Тихо засвистели дыхательные фильтры в маске. Было безветренно и душно. Как если бы в городе уже целую сотню лет не шёл дождь.
* * *Ей потребовалась почти неделя, чтобы достать билет до Южного Хапура. Она заложила квартиру и готовилась выкупить билет за любую цену, однако большинство полётов на север отменили, а в тех вахатах, которые ещё числились в расписании, распродали места. Срок действия разрешения подходил к концу. Скоро Ана должна была съехать с квартиры. Она не знала, что делать. Каждый день она ездила проверять, не освободились ли места.
Ане повезло – кто-то отказался от полёта в последний момент, – и ей чудом достался билет на вахат, улетающий утром на следующий день.
Она долго не могла выпустить билет из рук. Вышла на улицу, сжимая тоненький лист с изображением вахата, и стояла у дверей патмана, взволнованно дыша, всё ещё не веря в то, что действительно сделала это.
Потом она поняла, что сегодня – её последний день.
Чувствовался исходящий от тротуара жар. Кто-то толкнул Ану, спеша к кассам патмана, и извинился, даже не обернувшись. Она разглядывала билет – номер места, время вылета, линия отрыва для контролёра и стремительный, с чёрным отливом вахат, летящий сквозь расходящееся по швам небо.
У неё оставался один день. А потом весь этот город, бесцветное небо, пустыня исчезнут навсегда.
Ане не хотелось возвращаться домой – там ей нечего было делать.
Она долго решала, чем бы заняться. Голова раскалывалась, но дышалось легко – она чувствовала себя куда лучше, чем раньше. Удушье прошло в тот самый момент, когда она заполучила билет.
Скоро толпы на станциях поредеют, все разъедутся по делам, и она сможет гулять по городу хоть до самого часа тишины, последнего часа тишины.
Ана посидела немного в ближайшем самаде, где было людно и шумно. Она даже не решилась снять маску и ничего не заказала. Другие посетители настороженно поглядывали на неё и тут же отворачивались, боялись встретиться с ней глазами. Потом Ана пошла к станции хагаты.
В плеве никого не оказалось, и это испугало Ану.
Невозможно.
Обычно к полудню давка на станциях спадала, но хагата никогда не становилась пустынной в такой час. Однако перрон тоже пустовал.
И тут Ана поняла – всё правильно, именно такой она хочет запомнить последнюю поездку на край города, к стене. Она ехала одна в вагоне, и никто не заходил на станциях – весь город умер, превратился в пустыню, пока она сидела в дешёвом самаде, не снимая маски.
Окраина встретила Ану запахом гниющих отбросов, пробивающим дыхательные фильтры. Море песка поднималась над стенами вдалеке – яркие, горящие на солнце дюны, – точно готовилось снести жалкие заграждения и затопить весь город.
– Будь ты проклята! – крикнула Ана, глядя на дюны.
* * *Дома было пусто, душно, и плохо работало радио.
Ана
