– Бля!
Соловей зарычал.
– Ты уж как-нибудь наведи порядок, – попросил Убер проникновенным голосом. Соловей обернулся. – Ведь пиздец какой-то. По дурной дорожке идут ребята. Скоро, глядишь, и курить начнут…
Пауза.
– Убер, ты, сука, уникум, – сказал наконец Соловей. Взгляд у него был застывший, словно ледок пронизал уже всю глубину озера.
Убер расхохотался.
Соловей повернулся к Желтому с Синим, и те замерли, как под взглядом голодного тигра.
– Мне сейчас некогда с ним возиться, – сказал Соловей тихо и устало. – Потом с вами разберусь. Без меня его не убивать. Скоро вернется Викинг, он его подготовит.
И стремительным подергивающимся шагом вышел из комнаты. Убер посмотрел ему вслед.
2. НэнниНэнни стояла, как статуя. Лицо бледное, на лбу бисеринки пота.
– Нэнни, помоги! – закричала Мика. – Мы должны ему помочь! Нэнни!
– Я… я не могу…
– Нэнни! Пожалуйста!
Она вдруг сорвалась с места и бросилась вперед. С силой толкнула казаха, сбила с ног. Йобанаджизнь покатился по полу, как мешок с гнилой картошкой.
– Мика, за мной! – Она схватила девочку за руку. Они бросились к выходу из палатки. Казах поднялся.
– Нэнни! – закричала Мика. Нэнни миновала порог и вдруг…
– Нэнни!
Блекс лезвия.
Няня вскрикнула, ноги ее подкосились. Мика по инерции пробежала еще несколько шагов, остановилась. Повернулась. Казах держал няню на руках, словно огромного ребенка.
Казах вынул нож из спины Нэнни. Лезвие было красным. Нэнни без сил опустилась на пол, скорчилась на граните. Дернулась, кровь растекалась огромной лужей…
– Йобанаджизнь, – устало сказал казах. – Что за женщин. Совсем дурной. Савсэм-савсэм дурной.
3. Пять быков– Кто придет? – спросил Убер. – О чем он?
Сладкая парочка переглянулась, потом засмеялась. После ухода Соловья они снова осмелели. «Шакалы», подумал Убер. «Ну ничего».
Огонь развели. Угли тлели, по комнате полз запах каленого железа и дыма. Наконец Синий положил в жаровню железный прут. Убер видел, как прут медленно набирает свет, наливается яростью.
Скинхед тоже продолжал работать. Напрягал и расслаблял мышцы. Раз за разом. Затылок ныл немилосердно, во рту снова появился привкус железа и тошноты.
Через полчаса Синий с Желтым встрепенулись. Впервые они что-то заметили раньше Убера.
Дверь скрипнула. Убер слышал, как в темноте неторопливо и уверенно звучат шаги пришедшего. А у него, по ходу, шахтерские ботинки, оценил Убер. Или гриндера. Характерный такой звук.
– Явление Командора, – прокомментировал Убер. – Как сказал бы Дон Гуан – ходят тут всякие, а потом люди пропадают.
Шутка получилась так себе. Убер скривился.
– Ну что, фашист, готовься, – сказал гость. Он вышел на свет. На нем был потертый рабочий комбинезон и армейские штаны. Рукава клетчатой рубахи закатаны. Лет двадцати. Худое, острое лицо с запавшими, как каньоны, щеками. Суровая, в линию, складка губ, желваки у рта. Он был коротко стрижен, явно подготовлен и подтянут, и вполне мог бы сойти за брата Убера по скин-движению, но он был другой.
Он был здесь, чтобы пытать Убера. Викинг поставил на стол металлический лоток наподобие тех, что использовали в советское время для стерильного хирургического инструмента. Затем медленно обошел вокруг скинхеда.
– Я Викинг, – сказал парень. – Я – антифа.
– А я – анти-ля, – сказал Убер. – Нот еще много, можем побегать по октавам. Или ты о чем?
Но Викинга не так просто было смутить. Он встал перед Убером, оглядел его. Молчание.
– Я вас, фашистов, ненавижу, – сказал Викинг негромко. – Понял? Я бы вас зубами рвал, железом прижигал, щипцами давил, каждую косточку, каждый палец, чтобы вас, гнид таких, на свете больше не было.
Звучало довольно… маньячно. И устрашающе.
– Уберите этого психа, пожалуйста, – попросил Убер. Желтый и Синий засмеялись.
– Что, уже не такой крутой? – сказал Синий.
– Ни хера он не крутой, – сказал Желтый. – Викинг, задай ему!
– Готовься, фашист, – сказал Викинг. Полез за инструментами, загремел в ванночке. Потом вынул из жаровни раскаленный докрасна железный прут. Пошел к Уберу.
– Да ты сам фашист, – сказал Убер. – Не так, что ли? Ты сейчас что делаешь – убеждаешь меня добром и лаской? Перевоспитываешь личным примером? Ни-ху-я. Ты в меня раскаленным железом тыкать собрался, гуманист хренов. Фашист ты и есть. Ну, давай, убеди меня в обратном.
– Вот ты болтун, – сказал Синий.
– Ага, – сказал Желтый. – Попиздеть – это про него.
– Тот, кто пытает фашистов, – убежденно произнес Викинг, – не может быть фашистом.
Железо все ближе. Жар волнами бежал по обнаженной коже скинхеда.
– Я бы тебя разочаровал, чувак, но мне щас некогда, – сказал Убер. – Я щас орать буду. Потом поговорим. О’кей?
Раскаленный добела наконечник приблизился к плечу Убера… помедлил, словно решаясь… и вонзился. Ш-ш-ш. Ужасающая вонь горелого мяса. Вопль Убера был чудовищным, даже отдаленно похожим на крик Дракона.
Синий блевал в углу.
Убер проорался. Потом вдруг начал ржать.
– Ты чего?
– Ой, не могу!
– Чего ты? – спросил Желтый. Синий вернулся, вытирая рот. Воняло от него блевотиной.
– Чего он? – спросил Синий.
– Да я хуй его знает, – сказал Желтый. – Может, крыша поехала.
Убер лучезарно улыбнулся ему. Желтый осекся, отступил на шаг. Викинг равнодушно пошевелил кочергой в жаровне. Щелкнуло. Взвились искры.
Убер откинулся назад. Боль была невероятная, он стиснул зубы, чтобы не закричать снова.
Иногда ему, как любому человеку, становилось жаль себя. Он представил, как выглядит сейчас со стороны. Темная каморка, усыпанная битом кирпичом и мусором, вода хлюпает по углам, крысы шурудят. Из-под потолка свисает одинокая лампа на длинном шнуре. Свет качается, качается. Качается.
А он, Убер, чертов проклятый скинхед, привязанный, сидит на стуле. Весь его затылок в старых шрамах, и алеет один новый. Свежая кровь. Развороченное плечо дымится и воняет. Перед ним в лучах белого света стоят двое. Убер страшно избит. И его так жаль, он такой несчастный…
«Да ну на хер», Убер вскинул голову. «Не дождетесь».
Убер оскалился, засмеялся:
– Вы мальчики небось решили ужаснуть меня своими мазохисткими играми? Что ж… Надеюсь, вы делаете это для себя, а не для меня. Потому что меня вам не удивить. Врубаетесь? Я видел столько немецкой порнухи, что для меня ваши «жесткие» игры – так, ковыряние в песочке. Розовой пластикой лопаточой. Ферштейн, уроды?!
Викинг повернулся. Показал Уберу большой палец. Снова отвернулся.
– А теперь, – сказал Убер. – Следующая часть марлезонского балета…
Люди Соловья настороженно переглянулись.
– Теперь я буду читать вам стихи.
Викинг пожал плечами. Отвернулся, бросил прут в жаровню, загремел в ванночке инструментами. Угли потрескивали. От железного прута поднимались в полутьму искры, таяли.
Убер начал читать, размеренно и просто. Викинг ковырялся в инструментах, замер, слушая. Голос Убера звучал так, словно он рассказывает это на свободе, среди друзей и товарищей. Спокойно и проникновенно, без привычной насмешки:
– Стихотворение Николая Гумилева, называется «Пять быков». Знаете, кто такой Гумилев? Это поэт и солдат. Он был по-настоящему крутой. Однажды он побывал в Африке.
Убер заговорил. Негромко и с чувством:
Я служил пять лет у богача,Я стерег в полях его коней,И за это мне подарил богачПять быков, приученных к ярму.– Чего это он? – спросил Синий.
– Не знаю, – сказал Желтый. Викинг застыл рядом, слушая. В
