– Не везет парню, – сказал Синий с сочувствием.
– Эт точно, – кивнул Желтый.
– Заткнитесь вы оба, – приказал Викинг резко. – Дайте послушать.
Двое замолчали.
Двум другим подсыпал мой соседВ пойло ядовитой белены,И они валялись на землеС высунутым синим языком.И тут голос Убера начал набирать силу, зазвенел, как колокол:
Заколол последнего я сам,Чтобы было, чем попироватьВ час, когда пылал соседский домИ вопил в нем связанный сосед.Когда Убер закончил, в комнате воцарилась тишина.
Затем Викинг запрокинул голову и гулко захохотал. Желтый и Синий переглянулись.
– Ай, хорошо! – сказал он.
– Кто, говоришь, написал? – заговорил Викинг. Голос у него охрип. Убер прищурился, мотнул головой.
– Николай Гумилев.
– Я запомню. Толковый чел. Аж мурашки пошли. – Викинг встал, повел плечами. – Вот ты фашист, так и не понял, что это мог написать только настоящий антифа. Наш человек.
– Я красный скинхед вообще-то, – сказал Убер. – Редскинс! Какой блять на хер фашист?! Ты с дуба рухнул?
– Все вы, фашисты, так говорите, – сказал Викинг рассудительно. – Как запахнет жареным, все фашисты сразу становятся белыми, пушистыми и какают исключительно бабочками. Но стихи зачетные. Око за око. Справедливость. Возмездие. Все дела.
– Насчет запахнет жареным – отлично сказано. – Убер засмеялся. Лицо у него было смертельно белое, на лбу выступила испарина. Зрачки огромные от боли, так что глаза скинхеда казались глубокими, как бездна. Он повернул голову, втянул ноздрями запах от своего развороченного, обожженого плеча, засмеялся. – Уфф. Красота!
Люди Соловья переглянулись, синхронно отодвинулись подальше. В глазах мелькнул ужас.
– Ты… чего? – спросил Желтый.
– Обожаю запах напалма по утрам, – сказал скинхед.
При виде их вытянувшихся лиц Убер засмеялся. Желтого затошнило, он убежал в угол. Звуки рвоты.
Викинг кивнул.
– А ты крутой, фашист. – Он помедлил, переступил с ноги на ногу. Поднял блестящие щипцы, показал Уберу. – Продолжим?
4. Лейкин и Соловей– Ушел! – Соловьев в сердцах сплюнул, прижал обрез ладонью. – Ушел, бля! Архангел хуев. Лейкин!
– Ч-что? – Худощавый помятый Юра в испуге вытянул тонкую шею.
– Он тебя бил?
Узкие брови Юры поднялись еще выше, изогнулись страдальчески.
– Н-нет… А!
Бум! Юра упал. Затем повернулся, с трудом сел, зажав рукой половину лица. Сквозь пальцы потекла кровь. Удар рассек ему бровь.
– Теперь бил, – сказал Соловьев. – Понял?
Юра вдруг поднял голову. В его взгляде появилась необычайная решимость. Соловей отступил, удивленный. Как тигр в зоопарке, которого тяпнул тупыми зубами крошечный козленок.
Юра поднялся на ноги, встал, шатаясь. Выпрямился, оскалил окровавленные зубы:
– Нет. Больше никогда.
– Нет? – Соловей сначала не поверил. Он сделал шаг назад, застыл. – Что ты сказал?
– Я больше не хочу делать то, что ты приказываешь. Я больше не буду отступать.
– Дуралейкин, а ты не охренел, случаем?
– Это всего лишь боль. Боль можно терпеть… – Удар опрокинул его на пол. Соловей подошел и ударил ногой – точно в лицо. Юра закричал. Еще удар. Юра кричал дико, нечеловечески.
– Хватит? – спросил Соловей.
Юра барахтался на полу, весь в крови, Затем начал подниматься…
– Парень, не надо, – сказал Круглый. Голос заместителя дрогнул. Он сделал шаг к Соловью, протянул было руку… опустил.
– От боли можно кричать, – сказал Юра окровавленным ртом. Половины зубов там не было. Лицо перекошено, один глаз заплыл и сполз вниз. – Боль – это всего лишь боль. Ты убил Марту, урод.
Соловей смотрел на него, не веря. Шагнул вперед, зверея.
– Соловей, ты… – начал Круглый.
– Пошел на хуй, – отрезал Соловей с ненавистью. Круглый увидел его глаза и отошел в сторону. – Добренькие все, сука! Н-на, урод! – Он ударил. А потом еще и еще. Склонился над телом, поднял Юру за рубашку, спросил:
– Что теперь скажешь?
Глаз Юры блеснул из-под кровавой пелены. От лица мало что осталось.
– Тебе… конеф, – сказал Юра. И засмеялся. – Фтрафно?
– Ах ты! – Соловей ударил.
* * *Соловей выпрямился. Он стоял над тем, что раньше было Юрой, тяжело дыша. Соловей оглядел себя. Он был весь забрызган кровью – с ног до головы. Он медленно повернул голову, его люди отшатывались, отводили глаза. Соловей медленно вытер рукой лицо. Костяшки разбиты до такой степени, что руки кажутся в два раза больше. Что-то было во рту, мешало. Он выплюнял это что-то… и сам отшатнулся.
Это был кусок уха. Соловей вдруг понял, что не помнит, когда сделал это. Как помутнение. Провал. И только дракон успокаивающе урчал во тьме. Дракону нравился вкус плоти…
– Соловей, ты чего? – Круглый отступил назад. – Ты его… за что?
– Тебя не спросил. Борзые все стали, как я посмотрю. Да?!
Круглый покачал головой:
– Да я что? Я ничего.
– У кого-то, блять, еще есть вопросы?!
Соловей быстро оглядел своих людей. Многие отводили взгляды, прятали глаза. Соловей сжал зубы.
Вошел Викинг. Оглядел компанию, шагнул к Соловью.
– Ты меня зачем звал… – Он остановился, увидев изуродованное тело Юры. Лицо Викинга на мгновение дрогнуло и застыло.
– Это кто? – спросил он равнодушно. Круглый скорчил мучительную гримасу, отошел в сторону.
– Я тебя не звал, – медленно сказал Соловей. – С чего ты решил?
Викиг поднял брови. Лицо невозмутимое.
– Чечен сказал.
– Что? – Соловей увидел, что вслед за Викингом входят Желток и Синюха, эти два придурка.
– А вы зачем здесь… – Он вдруг понял. Все опять пошло наперекосяк. Неужели Убер опять над ним посмеялся?!
– Где лысый?! – Желток и Синюха переглянулись. Викинг вдруг понял, засмеялся, отошел в сторону. Люди Соловья молчали.
Соловей закричал в бешенстве:
– И вся эта хуйня из-за какой-то шлюхи?! Не верю! Что встали, блядь?! Не в телевизоре. На выход, быстро! Вперед! Вперед, уебки!
Когда они ушли, Викинг нагнулся над Юрой, помедлил. Что-то привлекло его взгляд. Викинг пошарил и достал из кармана зажигалку «Зиппо». Вытер кровь рукой, отщелкнул крышку, задумчиво посмотрел. Так его и застал Синюха.
– Ты… чего? Идешь?!
– Расскажи мне о мертвой девушке, – сказал он. Синюха испуганно заморгал.
5. Выбор– Мы слишком часто выбираем не то, что хотели выбрать, – сказал Убер. – Понимаешь, брат? Мы выбираем про запас, мы выбираем «а что обо мне подумают», мы выбираем «этот мой выбор понравится тому-то». Жене, родителям, некой женщине… обществу, не знаю.
– Мы выбираем не себя.
Он помедлил, снова заговорил:
– А я выбираю себя. Я практик. Быть практиком и выбирать то, что нужно именно тебе – или хочешь именно ты – это, бля, лучший выбор.
Викинг покачался с носка на пятки. Ботинки у него были тяжелые, с закругленными тупыми носами. Грейдера или как их там. Рабочие ботинки. Подтяжки свисали вдоль штанин.
Кровь стекала из рассеченного лба Убера. Капала на грязную белую майку.
– Кто мы? Кто я? Что мы на самом деле выбираем, выбирая вещь? Даже самый ничтожный выбор что-то говорит о человеке. Цвет шнурков, наконец. Были бы у меня красные шнурки – кое-где это означает мою смерть. В нашем подземном мире любая мелочь может привести к смерти. Или к увечью. А кому-то просто понравятся твои шнурки,
