Он открыл было рот чтобы сказать еще что-то, но в этот момент Медвежонок грубо схватил его за голову своей громадной ручищей и резко макнул его в кадку с морской водой. Зандр схватился руками за край бочки, пытаясь высвободиться, однако Медвежонок крепко удерживал его на месте железной хваткой. Мускулы на его руке напряглись, словно канаты.
Зандр отчаянно забил ногами по полу, извиваясь всем телом. Через минуту его руки бессильно плюхнулись в воду. Цепь со звоном ударилась о деревянную кадку и тут же ушла ко дну, выпустив наверх фонтан соленых брызг. Тело Зандра задрожало в последних конвульсиях и резко обмякло.
Медвежонок подождал еще немного, а затем взял тело Зандра под руки и легко поднял его в воздух, продемонстрировав его сначала Аниго, а затем и собравшимся на площади. Голова Зандра бессильно свисала набок. Лицо его приобрело бордово-синий оттенок, а глаза вылезли из орбит и испуганно смотрели в никуда. Подержав его в воздухе еще немного под едва слышные вздохи толпы, Медвежонок опустил тело на пол рядом с кадкой.
Везен облегченно вздохнул. Ну вот все и закончилось. Еще одним врагом империи меньше. Жарко тут все-таки столько времени стоять в полной выкладке. Он поймал взгляд Пареса, который заговорщицки улыбался и подмигивал ему. Ох, зарекался я тогда с ним больше дела не иметь, но, видимо, не судьба. Все-таки он хороший парень, веселый. Хоть и безбашенный.
Аниго поднялся с места и медленно двинулся вниз по лестнице. Трубачи отчаянно дули в свои трубы, а глашатай что-то громко кричал. Тело деджа Зандра продолжало неподвижно лежать на помосте.
Глава 28
Хранитель
Ксермет с усилием оторвал зубами кусок сушеного мяса и начал медленно и методично его пережевывать. Заходящее солнце роняло последние бархатные лучи на молчаливые горы. Воздух становился все свежее, и Ксермет невольно поежился. Несмотря на то что за весь день они не увидели ни одного безумного, костер разводить все же не решились.
Почти весь день они прочесывали поле брани в поисках выживших, но никого обнаружить не удалось. Ксермет даже немного сожалел о том, что поддался минутному импульсу и так быстро отправил короля к его предкам, возможно не выяснив важных подробностей. С другой стороны, он был уверен в том, что королю не о чем было рассказывать, из своего сундука он вряд ли многое увидел.
Все они, за исключением Макхэква, обзавелись лучшими походными доспехами и оружием, которые только имелись в наличии в гакрукской армии. Ксермет то и дело опускал руку на рукоятку меча, как будто проверяя, не исчез ли он куда-нибудь за это время. Меч был на месте, его матово-серое острие с древними рунами мирно покоилось в золоченых ножнах. С оружием на боку Ксермет чувствовал себя гораздо спокойнее, хотя в глубине души он прекрасно понимал, что никакой меч не спасет его от толпы безумных, которая за пару часов расправилась с целой армией легионеров.
Кроме великолепного короткого меча работы акамарских мастеров Азиз где-то раздобыл себе двуручный топор с зазубренным лезвием и острым наконечником. Топор был отлит из цельного куска металла и помимо грозного вида и большой ударной мощи обладал еще и внушительным весом. Однако Азизу он настолько пришелся по вкусу, что, несмотря на саркастические замечания Ксермета, он ни в какую не хотел с ним расставаться и приладил его себе за спину на кожаных ремнях.
Равван с некоторой грустью оставил на поле боя отцовский меч, с которым он все это время провел в Пурпурном легионе на южных границах королевства, так практически и не пустив его в ход. Меч был дорог ему как память, так как был единственной вещью, которая осталась у него из родной деревни. Тем не менее он ни в какое сравнение не шел с великолепным мечом какого-то растерзанного кэньазмача, который нашел свое последнее пристанище в горячей низине долины Омо.
Равван долго стоял в нерешительности, держа в одной руке свой старый, повидавший виды меч с потертой кожаной рукоятью, а в другой искусно выполненный меч кэньазмача. Ксермет, заметив его нерешительность, подбадривающе похлопал его по плечу и сказал, что сейчас не время для эмоций, нужно выживать. Равван осторожно опустил отцовский меч на землю, пробормотал молитву звездам и не поворачиваясь пошел дальше.
Макхэкв остался абсолютно глух к убеждениям Ксермета и Азиза и так и ушел с поля боя в своих грубых кожаных доспехах кочевника. В конце концов все махнули на него рукой и оставили в покое, в особенности после того, как он взвалил себе на плечи двойной запас провианта, который нашел в разбитой, однако не сгоревшей в пожаре телеге обоза.
День близился к своему завершению. Долина Омо опять осталась далеко внизу. Она медленно тускнела и исчезала из виду. Темнота почти полностью завладела небесным сводом и теперь быстро расползалась по долине, пожирая по пути бездыханные тела поверженных легионеров. Азиз стоял на карауле чуть поодаль, тогда как все остальные угрюмо сидели у большого осколка скалы, который лежал рядом с отвесным каменистым склоном, образуя таким образом некое подобие пещеры, закрытой с трех сторон.
Равван без аппетита заглотил последний кусок сушеного мяса и запил его холодной водой из фляги, все это время глядя куда-то в одну точку немигающими глазами.
– Шел бы ты спать, Равван, – тихо сказал Ксермет. – Лица на тебе нет. После Азиза я на караул, уже скоро совсем. А ты еще выспаться успеешь.
Равван встрепенулся и уставился на Ксермета, медленно приходя в себя.
– Да-да, конечно. Пойду я, – наконец пробормотал он, осознав сказанное.
Он отошел чуть поодаль и развязал слегка трясущимися то ли от холода, то ли от волнения руками свою сумку. Равван извлек оттуда походный спальный мешок из овечьей шкуры, расправил его на земле и быстро завернулся в него с головой.
– Спасибо тебе, Ксермет, – тихо добавил он.
– За что?
Ксермет непонимающе поднял на него глаза. Вместо ответа через пару секунд до него донеслись прерывистые звуки неровного дыхания.
Ксермет опустил голову и лихорадочно растер виски.
– Ты тоже ложиться спать, если хотеть, – нарушил тишину Макхэкв.
– Нет, Макхэкв, мне сегодня не до сна.
Ксермет вгляделся в морщинистое лицо кочевника. Солнце почти полностью закатилось за горизонт и грозило совсем исчезнуть в любую минуту. Ксермет почувствовал, что чем темнее и неразборчивее делался силуэт его собеседника, тем легче ему становилось высказать все, что накопилось у него на душе за последние дни.
– Знаешь, Макхэкв, когда я сегодня смотрел на разбитую армию, я вдруг вспомнил старое дерево в замке моего отца. Оно росло на утесе близ старой арены, на самом краю каменистого выступа. Когда мы с Джадом были маленькими, мы часто влезали к нему по стене утеса и подолгу сидели на его раскидистых ветвях. Однажды, во
