— Давай, сладкий мой, соберись. Клянусь тебе, я не призрак, не ведьма, не демон, я — обеспокоенная женщина, которая вернулась домой к собственной свадьбе и застала хаос. Давай сначала, — она выдохнула, собирая остатки терпения, и выдавила кривую улыбку, — когда Альфред в последний раз выходил на связь?
Высокий и худощавый мужчина только задумчиво почесал затылок в ответ на вопрос, затем вспомнил о чём-то важном и бросился к одному из шкафчиков, где был маленький сейф, который занимал место в кабинете только для того, чтобы сохранить одно единственное письмо.
— Это всё, мисс Флэтчер, — Олли быстро передал послание Розалии, затем одернул руку, будто от огня. — Сказал передать Вам, когда вернётесь из Америки.
Женщина отпустила дрожащего пред ней молодого еврея, чтобы лишний раз не сотрясал воздух и затем немедленно вскрыла конверт. Глаза её стали быстро бегать по знакомому почерку, впитывая информацию из каждой буковки. Она поспешила сжечь листок и развеять от него пепел на улице, когда, возмущаясь себе под нос, уходила прочь из того места, где однажды произошло их судьбоносное знакомство:
— Ну и вот что за человек?
Алфи закуривал трубку у одного из заброшенных складов промышленного района Дартфорда. Выглядел мужчина прескверно с одной стороны и абсолютно ужасающе с другой. Его левая половина лица была покрыта продолговатым ожогом, через который проходил длинный ряд хирургических швов, которыми врач попытался собрать изуродованную пулей щеку из кровавого месива во что-то пригодное. Левое глазное яблоко Соломонса покрыла белесая пелена, будто оно принадлежало мертвецу и казалось, что еврей им и был на самом деле. От боли, которую приходилось терпеть, у Алфи подрагивали руки, кровь нагревалась, но он всё равно с несколькими своими самыми доверенными ребятами ждал нелицеприятной встречи в том богом забытом месте, что поставить точку в давней истории, последствий которой еврей и не ждал более. Всё самое гнусное случается не вовремя. К складу подъехал достаточно дорогой для Англии автомобиль, дверь которого открыл водитель и оттуда вышел статный молодой гладковыбритый мужчина симпатичной наружности в достаточно приличном костюме-тройке, с сияющими в солнечных лучах золотыми перстнями на пальцах и с самоуверенным взглядом небесно-голубых глаз. Они были в точности как у самого Альфреда. Соломонс брезгливо скривился, отворачиваясь от человека напротив, но движение лицевых мышц только усугубляло его положение и пальцы сильнее сжали ручку деревянной трости.
— Чудесное воскрешение! Честно? До конца не верил, что ты жив. Ну и разукрасили тебя, братец. Ты и раньше напоминал мне чудовище, но сейчас…прямо как в моих детских кошмарах, — молодой человек театрально вздрогнул, затем развёл руки в стороны, дружелюбно улыбаясь. — Ну что, обнимемся?
— Избавь меня от своих лобзаний, дружок. То, что мой отец пихал член во всё, что видел, не делает тебя моим братом, так что нахуй катись, да? — Соломонс раздражённо махнул тростью куда-то в сторону и его здоровый глаз недобро вспыхнул гневом. — Ты истратил лимит моего терпения, Уилл.
— Ну почему ты такой злой? Мы с тобой одной крови. Даже внешне похожи…были. Ты обиделся на то, что твоих евреев на скачках постреляли? Ну, одним больше, одним меньше, разницы-то нет, — младший брат Соломонса тихо посмеялся. — Скажи мне, Алфи, неужели ты в обиде?
Звонкий голос принадлежащий Уильяму Соломонсу был как у известнейших теноров Британии и всегда звучал завораживающе, но еврей ненавидел как он звучит. Его имя звучало всё чаще в криминальном мире, но всё ещё скрывалось глубоко в тени Альфреда, которому не нравилось делить с ним фамилию отца. Младший сын был его абсолютной копией. Манера разговора, мимика, внешность, характер, лёгкий оттенок безумия, разгульный образ жизни. От этой схожести Алфи тошнило ещё больше. Но самой большой проблемой было то, что Уилл хотел выбраться из его тени, убрать брата с дороги и забрать себе его жизнь. Были это детские комплексы или ещё что-то знает только сам Господь Бог, но этот человек бредил этой идеей и только ради этой цели выбирался из низов как сын второсортной шлюхи прямиком в криминальные авторитеты. Стоило признать, для его молодого возраста он был весьма амбициозен, умён, и нередко получал желаемое, но неопытность губила заслуги.
Пока между братьями происходил диалог, один из людей младшего Соломонса подал ему два стакана и бутылку с хорошим дорогим шотландским виски прямиком на капот автомобиля. Уилл принялся разливать напиток, плеснув себе в стакан немного больше, чем Альфреду.
— Да, я в ебаной обиде и хочу, чтобы ты убрался со своими людьми из Лондона, а твоё имя больше не всплывало нигде в моих границах. Предупреждаю один раз, — еврей поднял украшенный массивной золотой печаткой указательный палец вверх, — дальше мои ребята будут отстреливать яйца любому случайному выблядку из твоей помойки.
— А если я не хочу уходить из твоего города? Может, я хочу урвать себе кусок из твоей империи по праву родства? Давай на чистоту, ты ведь почти сдался, Алфи. Так уступи дорогу молодым. Слушай, разводи овец, толстей, колоти свой ром, занимайся другими своими еврейскими делами. Тебе уже давно пора в отставку, разве нет, капитан? — Мужчина отпил немного из своего стакана, а затем протянул второй брату со всё так же бесящей и ни к месту довольной улыбкой. — Тем более слышал, что ты собрался жениться на закате лет. Я буду только рад появлению племянников.
Еврей брезгливо посмотрел на протянутое ему спиртное приятного янтарного цвета, а затем произошло нечто по-библейски прекрасное. Пуля крупного калибра, принадлежащая снайперской винтовке и выпущенная с крыши соседнего здания, прошила протянутый стакан с виски, заставив его взорваться в руке Уильяма. При этом на тыльной стороне ладони мужчины возник глубокий и весьма болезненный ожог, от которого обязательно останется шрам и лишняя причина для ненависти. Он мгновенно отскочил назад и схватился за запястье
