— Тэк Милка Зорькина дочка? — спросила я, рассматривая двор и вышедшего из избы, сонного Зелеслава.
— Угу… — буркнула Боянка.
— А где Зорькин теленок? — уточнила я.
— Обменялись на тяпки у Благояра… — уже медленнее сцеживая молоко, ответила девочка.
— М-м-м — промычала я, не зная, чем еще себя развлечь.
Где-то минут через пять, девочка закончила доить Зорьку, освободила ее хвост и подняв скамейку одной рукой, а другой ведро, понесла скамейку на место. Расставив все по местам, она подняла оба ведра и пошла к колодцу. Там оглядывался по сторонам, взъерошенный Зелеслав в поисках ведра. Завидев, что оно у сестры, он пошел к нам на встречу и забрал его на пол дороге, буркнув:
— Доброе… — хмурясь и щурясь, видимо не отойдя ото сна.
— Угу- ответила девочка, перехватывая ведро с молоком.
— Ты как Ведка? Чего с тобой опять приключилось? — спросил мальчик, посматривая на меня, будто подозревая в симуляции.
— Хорошо… Богов вчера за сватов наших просила… Вот меня и сморило, как в прошлый праздник… — ответила я, кивнувшему мне и уходящему к колодцу Зелеславу. — И тебе доброе! — крикнула я запоздало.
Боянка ушла в сторону избы, а я решила пойти в баню умыться. Прошла через двор, вошла в баню плеснула, как и в прошлый раз при помощи скамейки воды из котла и сполоснула лицо и руки. Закончив, обтерлась полотном и пошла к Боянке в избу, по дороге смотрела, как братец кормит поросят. Взойдя на крыльцо, прошла сени и открыв дверь, тихо прошмыгнула в горницу. Боянка уже поцедила молоко и собиралась ставить хлеб. Я усевшись на лавку спросила:
— Чем помочь? Может крупы на кашу перебрать? — смотря, на сосредоточенную над мукой и вмешивающую дрожжи, сестру спросила я.
— Угу. — буркнула не отвлекаясь Боянка и начала смешивать ингредиенты в тесто.
Я спрыгнув с лавки подошла к полки у печи, на которой в кадке матушка хранила крупу, взобравшись на скамейку, с трудом выудила с высокой полки кадку и высыпав часть крупы на стол, принялась ее перебирать.
Так мы и провели какое-то время. Все при деле.
Странно, что не кто не удивляется моей сознательности… Хотя может дети-ведуны совсем другие?… Ведь это весьма необычно, что я в три года так себя веду и занимаюсь домашними делами… Обычным трехлеткам это не свойственно… Опять же о естественности. Вот же ж, надо было так вчера свалиться? Местная магия оказывается не совсем безобидная, как я вчера убедилась…. Тот поток проходивший через меня, был просто ужасно сильным, казалось разорвет, ведь я с трудом выдержала. Хотя может так и было нужно… Поскорее бы узнать, что тут творится и научиться это использовать… Батька с Отомашем теперь вернуться только через дней шесть или семь, а там еще парочку и новый месяц начнется… Кстати, что-то я стала замечать, что мои прикидки на дни недели не совпадают с действительностью, часто присутствует какое-то расхождение…. Может здесь в неделе дней больше? Одного же времени года нет, может и тут какая-то особенность… Нужно будет уточнить…. Хотя, что откладывать…:
— Боян, а сколько в неделе дней? — спросила я, пересыпая перебранную горстку зерен в миску.
— Девять. — ответила, не отрываясь от вымешивания, девочка.
Я немного опешив и замерев в с очередной горсткой крупы в руках, повторила:
— Сколько?
— Де-вя-ть. — по слогам, с натугой ответила Боянка, меся тесто.
— А, как так девять? Не семь? Точно? — спрашивала я.
— Точно… — ответила сестра.
Попытавшись смириться с новыми мировыми обстоятельствами, я дальше перебирая крупу, уточнила:
— А, как называются?
— Ох, ну вот сейчас прямо отвечать нужно? Не подождешь? — спросила притомившись Боянка, молотя тесто.
— Нет, давай сейчас… А то потом ты на реку убежишь и не ответишь… — сказала, со знанием дела, я.
— У Зелеслава или матушки спросишь… — пробухтела девочка.
— Нет, я потом забуду, давай щас. — не отступала я.
— Ну понедельник, вторник, тритейник, четверг, пятница, шестица, седмица, осьмица и неделя. — с остановкой после каждого слова, отвечала сестрица.
— Да, уж… — сидела я, ошалев и примеряясь с действительностью.
— Ну тут хотя бы ничего сильно сложного, наша среда — тритейник, ну и плюс три дополнительных названных по числу дня. И конец неделя. Проще простого. — думала я.
За печкой раздался шорох и к нам выскочила проснувшаяся, и перепуганная матушка. Остановившись, она увидела сидевшую за столом меня, с облегчением выдохнула и кинулась меня обнимать, и расцеловывать мои щеки.
— Слава богу мы не просыпали крупу, что я перебирала, а то потом еще и с ней возни… — размышляла я, обнимая женщину в ответ и радостно ей улыбаясь.
Матушка, натешившись здоровой и довольной мной, спросила:
— Ты как? Давно проснулась? — присаживаясь на лавку, уточнила женщина.
— Не очень, мы только корову подоить успели и все… — ответила я, прижимаясь к ней.
— Батюшки! Точно корова… — всплеснула матушка руками. — А я и забыла совсем… Вот вы хозяюшки мои… Помощницы… — говорила она, ласкова смотря на отставляющую хлеб к печи Боянку и поглаживая меня по голове.
— Зелеслав, что скотине дает? — спросила мама оглядевшись.
— Да, он тоже не так давно встал… — ответила Боянка, закидывая поленья в печь и растапливая ее.
— Ну молодцы детишки… Выручили… — довольно говорила матушка.
Я заметив, что она уже спокойна, принялась дальше перебирать крупу:
— Что сегодня делать будем? — спросила я, чтоб хоть о чем-то поговорить и отвлечь матушку от мыслей.
— Да думаю к Квасене сходим, саженцев попросим… Нужно огород поправить… А то есть не чего станет… — улыбаясь, наметила план на день женщина.
Затем встала и пошла одевать сарафан за печь, к нам-то она в одной рубахе ниже колен выскочила. Одевшись матушка вышла из-за печи, переплетая косу.
Поспав, она выглядела намного лучше. Видимо волнения на ней сильно сказались, что она так изменилась во сне, зато сейчас снова красавица.
Матушка плетя косу, пошла на улицу. Я закончила перебирать крупу, пересыпала все в миску и подвинула на ближний к Боянке край стола. Она поставив на стол котелок, плеснула в него воды, высыпала кашу, кинула в нее ложку какого-то жира и посолив, поставила в печь. Я пошла за печку, чтоб забрать свою берегиню, подойдя к кровати, подпрыгнула на нее и свесив ноги дотянулась до статуэтки. Взяла ее в руки, прижав к себе поближе поцеловала лисью мордочку, благодаря про себя. Ведь она обо мне позаботилась, иначе я бы вряд ли вчера справилась. Пройдя к своей постели, взобралась на лавку и поставила лисичку на подоконник.
— Интересно, как ее зовут? — думала я, поглаживая теплое дерево.
— Боян, а как лисичку зовут? — спросила я, копошащуюся позади меня сестру.
— А мне по чем знать? Я, что на ведающую
