Остриё мягко проткнуло щеку, толкнулось во влажную, отозвавшуюся болезненным хрипом пустоту. Бен вытаращил глаза и коснулся торчащей из лица пилки, схватил и резко вытащил. Разглядел окровавленный кончик и отбросил в сторону. Стёр тыльной стороной ладони кровь со щеки, выплюнул алую слюну на грязный асфальт и остановил на Лизи ненавидящий взгляд.
— Ах ты ж мразь.
Она, опомнившись, ринулась вперёд и вцепилась ногтями в его лицо. Бен отшатнулся, выкинул руку вперёд: нож проехался по пальто, уткнулся в пуговицу и соскользнул. Выругавшись, мужчина схватил Лизи за волосы, толкнул к стене и, не ослабляя хватку, ударил головой. В пальцах остался клок её волос.
Она тяжело дышала, всё ещё не осознавая происходящего, но внутренний голос отчётливо чеканил слова, что это всё, сраный конец. Может быть, тогда, когда она напала на Джокера с наручниками, преисполненная желанием поговорить, прояснить ситуацию с их встречами, отвоевать себя и Артура, в душе она не была готова к победе, потому что знала: смерть не дышала ей в затылок, не смотрела из дула пистолета, не висела на кончике ножа. Всё повторялось, только обстоятельства иные и мужчина другой, да костлявая старуха с косой наперевес стояла в сторонке и ждала.
Лизи сдула прядь, мотнула головой, не сводя глаз с Бена. Дыхание всё ещё сбивалось, громкое, полное страха и жажды быть.
— Жаль, — Бен снова вытер окровавленную щёку. — Думал, мы найдём общий язык. Ты сейчас сдохнешь, дрянь, но так и быть, твой секретик отправится вслед за тобой. Босс ничего не узнает.
Он подошёл ближе, вплотную, прижался лбом к щеке Лизи. Ухмыльнулся и протянул почти ласково, но с нескрываемой угрозой:
— Ну, типа давай сделаем это красиво, сука.
Лизи ощутила давление под рёбрами. Нож уткнулся в пальто. Она дёрнулась, и Бен надавил сильнее. Жало острия коснулось кожи, легко пройдя слой одежды.
Лизи, запаниковав, изо всех сил толкнула Бена, он отступил на шаг назад, его лицо исказила гримаса ярости и ненависти. Нож разрезал воздух, полоснул по выставленной вперёд ладони. Ещё один взмах. Лизи оступилась, упала, попыталась отползти, не ощущая ни боли в руке, ни крови, забрызгавшей пальто. Ноги не слушались, она перебирала ими, скользя по мокрому от недавнего дождя асфальту.
Подавшись назад, отползая от наступающего Бена, Лизи нащупала под ладонью осколок кирпича и сжала его.
Лезвие, направленное жалом в лицо, прорезало воздух, и осколок кирпича чиркнул по руке, больно сдирая кожу. Бен выругался и выронил нож, но тут же нырнул за ним, как ястреб за добычей. Лизи метнулась наперерез, сдирая колени в кровь. Кто первый, тот сорвёт куш. Может быть. Шанс был, надо только поймать удачу за хвост.
Лизи больно шлёпнулась на асфальт, обдирая руки в кровь и ломая ногти, и вдруг нащупала в луже рукоять, остервенело схватила её и перевернулась на спину, выставив нож перед собой. Оскалилась в бешеном, кровожадном торжестве. Мышцы спружинили, и Лизи метнулась вперёд.
Нож вошёл в мягкий живот легко, как в пустоту. Два онемевших рта искривились. Лизи — от отвращения, Бен — от удивления. Он вдруг как-то скорбно ссутулился, будто готовился нырнуть в собственную рану. На подбитой мехом джинсовой куртке расплылось алое пятно, жадное и траурно живое. Мужчина перевёл взгляд на Лизи, приоткрыл губы, но ни слова не проронил. То ли забыл, как разговаривать, то ли был уже мёртв давно, ещё до всего этого. Она хотела было отползти, спрятаться, свернуться в клубок, но вдруг нахмурилась и вонзила нож в расплывшееся пятно как в специально приготовленную для этого цель. По руке заструилась горячая кровь. Смертная, чужая. Как завороженная, Лизи не сводила взгляд с нового пятна. Серые брюки промокли и окрасились в багровый. Бен пошатнулся, отступил назад и припал спиной к стене, сполз, одной рукой придерживая раненый живот, а второй шаря по шершавой стене. На его губах появилась розовая пена. Мужчина кашлянул, выплюнул кровь, пачкая куртку и поднесённые к лицу руки.
— Стерва, — прохрипел он и закашлялся.
Всхлипы перемешивались с бульканьем, Бен захлёбывался собственной кровью и обводил грязный переулок диким взглядом. Постепенно безумие таяло, растворялось в расширенных зрачках. Глаза, эти два пересохших колодца, вряд ли видавших когда-нибудь что-то хорошее, наполнялись страхом. Может, впервые Бен жил — последние минуты его никчёмного существования имели больше смысла, чем все прошедшие годы. Лизи с ужасом наблюдала, как из человека — из живого тела — уходила жизнь. Может быть, у Бена была душа, и она тоже скоро покинет его.
Один из фонарей, висевших на протянутых проводах от одной стены дома до другой, мигнул и погас. Лизи перевела взгляд с него на Бена: он уже не подавал признаков жизни, прислонился к стене, чуть завалился и замер. Подсознание зачем-то подкинуло когда-то давно услышанную фразу: «Собаке собачья смерть».
Лизи вздрогнула, разом осознав произошедшее. Первой мыслью было подползти к Бену и потормошить его, позвать, попробовать исправить ситуацию. Может, он ещё жив? И вдруг как током пробило: если он жив и выкарабкается с того света, то кому-кому, а уж Лизи тогда точно несдобровать. Нельзя оставлять мудака в живых, уж если она, будучи простой пешкой, собралась идти до конца, то так тому и быть.
Бледные окровавленные пальцы, дрожащие и несмелые, дотянулись до Бена и дотронулись до шеи. В фильмах ведь так делают: ищут сонную артерию и проверяют. Лишь тишина отозвалась на прикосновение. Сложив нож пополам, Лизи сунула его в карман пальто и провела рукой по заляпанной кровью ткани. Подобрав сумку и проверив, не вывалилось ли ничего, она кое-как поднялась на ноги, всё ещё пребывая в шоке и погружаясь в него глубже и глубже. Перед глазами, даже когда она отвернулась к выходу, представал мёртвый Бен с пугающим взглядом.
Она шла и не помнила себя.
То звенящая, страшная, пугающая пустота поселялась в голове, ужаснее, чем все адские муки, потому что с этой пустотой нельзя смириться, Её нельзя принять, нельзя жить с ней. То вдруг тысячи мыслей врывались и взрывали мозг, приносили кровавые образы Бена, оставшегося валяться в переулке. А если он жив? Нет, нет, Лизи же сама
